Потом она представила себе пожилую пару, которая остановилась совсем рядом, возле своего автомобиля. Муж, как мог, утешал жену, которая, несомненно, пережила сильнейшее потрясение. Мэри надеялась, что с женщиной все будет в порядке и что она сумеет рассказать полиции, что же случилось на автостоянке. Впрочем, независимо от этого Мэри следовало как можно скорее связаться со своим адвокатом, поскольку последствия ее поступка могли оказаться весьма и весьма серьезными.
Она засыпала в турку кофе, потом вытерла слезы и слюни со своего распухшего лица. Мэри никогда не была суеверной, но, вспоминая, как разворачивались события, она не могла не подумать о том, что все произошло как по писаному — словно должно было произойти именно так. Увидев рану в груди Ната, Мэри как-то сразу поняла, что стернотомия ему уже не поможет. Пуля, пробившая грудину, причинила столь серьезные повреждения, что не имело никакого смысла пытаться добраться до срединных артерий. Кроме того, ей очень повезло, что Грег, работавший в госпитале для ветеранов буквально в двух шагах от злосчастной автомобильной стоянки, был в этот день на работе и имел в своем распоряжении свободную машину «скорой помощи» со всем необходимым оборудованием. Иными словами, подумала Мэри, если это не судьба, то что же?
Очередной приступ слабости едва не застал ее врасплох. Мэри почувствовала, как закружилась голова и подогнулись колени. Чтобы не упасть, она схватилась за край кухонного стола и стала ждать, когда приступ пройдет, но он никак не проходил.
— Интересно, когда я в последний раз ела?..
Задавшись этим вопросом, Мэри приподняла крышку хлебницы. Внутри лежала буханка хлеба. Нат купил ее на деньги, которые нашлись у него в кармане. Мэри представила себе его руку — его красивые длинные пальцы, которые выуживают из кармана монетки и протягивают кассирше. А теперь, подумала она, его когда-то такое теплое, живое тело лежит на хирургическом столе в криоцентре в Пасадене. При мысли об этом ее едва не вырвало, однако она все же отщипнула от буханки кусочек и, отправив в рот, попыталась жевать, но у нее ничего не вышло. Челюсти отказывались повиноваться, проглотить хлеб целиком она тоже не смогла. Крошечный кусочек так и застрял у нее в горле, словно камень, и ей пришлось выпить воды, чтобы он наконец проскользнул внутрь.
Немного придя в себя, Мэри снова попыталась восстановить в памяти кошмарную поездку в «скорой» и операцию, когда ей пришлось резать скальпелем горло собственного мужа. Все вместе казалось каким-то диким бредом, хотя Мэри и понимала — Нат умер и ничего другого ей не остается. Грег — тот наверняка решил, что она спятила от горя. Мэри и самой казалось, что с головой у нее, наверное, не все в порядке, однако она твердо знала: ей необходимо сделать этот шаг, каким бы безумным он ни казался, иначе вся ее дальнейшая жизнь утратит всякий смысл.
Потом Мэри услышала какой-то посторонний звук. Кто-то поворачивал и тряс ручку задней двери, пытаясь войти. В голове у Мэри вдруг сделалось пусто-пусто; она хотела, но не могла сдвинуться с места. «Ну открывай же, — велела она себе. — Так делают все нормальные люди — они открывают, когда кто-то хочет войти». Словно во сне, она сделала шаг, другой, потом спустилась на первый этаж. За стеклянной дверью она увидела темный силуэт. Солнце светило пришельцу в спину, и она не могла рассмотреть его лица.
— Нат?.. — растерянно спросила она.
— Мэри?
— Нат, это ты?..
— Мэри? Нет, это не Нат. Это я, Мартин. Мартин Рэндо. Ты меня помнишь? В Гарварде я жил с Натом в одной комнате.
Разочарование, которое испытала Мэри, поняв, что это не Нат, было таким глубоким, что она едва не упала. Вместе с тем она отлично понимала, как глупо рассчитывать, что ее муж может восстать из мертвых и вернуться. Злясь на себя за подобные мысли, Мэри молча отперла замок и, повернувшись, медленно пошла к лестнице, чтобы вернуться наверх.
— Ты что, совсем одна? — спросил Мартин, идя следом за ней.
Идиотский вопрос. Настолько идиотский, что Мэри готова была выцарапать Мартину его крошечные, близко поставленные глазки. Из всех однокашников Ната он был, наверное, наименее любимым и уважаемым. И то, что именно Мартин первым приехал выразить свои соболезнования, казалось самым настоящим оскорблением памяти мужа.
— Пока одна, — машинально ответила Мэри. — Кажется, сегодня должна прилететь моя сестра. И отец, — добавила она, продолжая недоумевать.
— Ты что-нибудь ела?
Мэри только наклонила голову. Слова буквально застревали у нее в горле. Краем глаза она заметила в руке Мартина пластиковый пакет, в котором лежали кофе и булочки. Булочки Мартин выложил на тарелку, а кофе протянул ей.
— Я подумал, что тебе может что-то понадобиться. Какие-нибудь лекарства, еще что-нибудь… — нерешительно проговорил он, но Мэри только покачала головой. Милосердие, сострадание вовсе не в характере Мартина. Даже сейчас он не знал толком, как себя вести.
— Я читал о синдроме отказа от пароксетина. Этот вопрос изучали в Морристауне. Четверо новорожденных с наркотизирующим энтероколитом…
— Я видела это сообщение, — перебила Мэри. — Но я не хочу принимать никакие сильнодействующие лекарства.
— Я так и подумал, — кивнул Мартин. — И все-таки я привез тебе тайленол, — добавил он, криво улыбаясь, и протянул ей флакон с лекарством, но Мэри его не взяла.
— Это на случай, если тебя мучает головная боль.
«Превосходная идея! — подумала Мэри. — Заглушить головную боль, чтобы ничто не отвлекало меня от моего горя!»
— Ты хотя бы немного спала?
— Не знаю; кажется, спала.
Мартин опустился рядом с ней на колени, и Мэри обратила внимание на его бледную, усыпанную веснушками кожу, которая казалась особенно туго натянутой на крупном носу и широких, мясистых губах. Совсем не красивый, с рыжеватыми, начинающими редеть волосами, Мартин все же выглядел намного моложе всех своих бывших однокашников. Даже сейчас он напоминал озабоченного студента-старшекурсника, а ведь ему уже за сорок. Мэри не сомневалась, что Мартин заметил кровавые пятна у нее на блузке. Он, однако, ничего не сказал, и она снова спросила себя, зачем он пришел.
— Ты знаешь, кто… кто это сделал? — задал Мартин еще один дурацкий вопрос.
— Конечно нет, — с горечью ответила Мэри. Уши у нее были словно забиты ватой, и собственный голос показался ей незнакомым и чужим.
— Но полиция хоть что-то делает?
— Вероятно.
— Ладно, я позвоню в участок, подтолкну их немного. К тому же у меня там знакомые. Этого негодяя непременно нужно поймать!
— Не звони, — неожиданно сказала Мэри.
— Почему?
Мэри вдруг поняла, что не верит Мартину ни на йоту.
— Спасибо, но этим делом уже занимается мой адвокат.
— Понятно. И все-таки я считаю, что этого парня обязательно нужно арестовать. Ну-ка, выпей еще… — добавил он, указывая на чашку с кофе.
Мэри послушно отпила еще глоток.
Из всех товарищей и коллег Ната Мартин Рэндо, пожалуй, единственный, о ком можно было сразу сказать — его ждет блестящая деловая карьера. И действительно, сразу после своего переезда в Калифорнию Мартин круто пошел в гору. Он чуть не по себестоимости скупал мелкие фирмочки, подвизавшиеся на поприще современных биотехнологий, оплачивая их производственные издержки из бездонного колодца правительственных грантов и частных фондов. Однажды Мэри тоже обратилась к нему с просьбой о финансировании небольшого проекта, но Мартин ей отказал, причем, похоже, извлек из своего отказа массу удовольствия. После этого случая Мэри не хотелось иметь с ним никаких дел.
Это была ее последняя сознательная мысль. Потом в голове у нее все поплыло. Словно сквозь туман Мэри видела, как чашка с остатками кофе выскользнула у нее из пальцев и покатилась по полу, расплескивая коричневую жижу. Уже засыпая, она чувствовала, как Мартин поднял ее и, поддерживая под руки, помог спуститься вниз, где находилась ее спальня.