«Как бы не стало ему плохо!» — подумал Влаев, спускаясь в кухню.
Там уже никого не было. Влаев оглядел стол с объедками и взялся за уборку. Сначала убрал хлеб и мясо. Потом сгреб в целлофановый мешок обглоданные кости. Дома его ждали несколько собак, которых он выращивал и продавал местным охотникам. Его собаки славились особым умением выслеживать и поднимать дичь. В округе их даже прозвали «влаевские собаки». Конечно, это только подзадорило энергичного собачника в его стараниях. Он собирался уволиться с консервной фабрики, где работал заготовителем, — останавливал только вопрос с пенсией. Стаж у него уже был, но до шестидесяти лет еще было далеко. Кроме того, у него на шее висели студент и студентка. И жена-транжира, которая только и знала, что шить себе новые туалеты. Ждал своей очереди и недостроенный дом, в котором он успел побелить пока только две комнаты, где уже жили квартиранты. Сам же с женой ютился в кухоньке, там они и жили зимой и летом. Они привыкли к скулежу слепых щенков. Снабдился Влаев и научной литературой — английской книгой с фотографиями самых разных пород собак. Мечтал он о будущем питомнике, который собирался организовать в Сырнево. Там, по его словам, имелась подходящая «база». Да и место он выбрал подальше от завистников, а их в городе было на каждому шагу.
Размечтавшись, Влаев заботливо убирал остатки трапезы, не переставая жевать, запивая вином. Слил в бутыль и недопитое из стаканов, «чтобы не пропало даром». Конечно, собаки вино не пили, но жена его любила. Да и он сам от добра не откажется. И от вина, и от сала, и от копченых окороков.
Дружба между Влаевым и старым Чукурлиевым зародилась во время одной большой охоты, на которой присутствовали «шишки» из Софии и округа. Влаев был главным организатором этой незабываемой охоты, длившейся три дня и три ночи. Все это время собачник жил у бай Стефана, потому что дом у него был удобный, да и мешать было некому. Там он спал. Оттуда отдавал распоряжения, что и как делать. Старику Влаев понравился. Тем более что тот подарил ему щенка, которого старик заботливо вырастил и как старый заправский охотник натаскал на птицу.
Постепенно дружба крепла. Через неделю-две Влаев приезжал в Сырнево и останавливался у старого Чукурлиева, как у себя дома. Там он спал, ел и пил, набивая сумки продуктами для себя и для собак. И все разговоры были у них об охоте, о собаках. А Стефана Чукурлиева, как говорили односельчане, хлебом не корми, только дай поговорить на эту тему. И вот однажды кто-то написал его сыну, железнодорожнику в Русе: «Митка, приезжай, образумь отца, а то Влаев совсем оплел его своей паутиной. Положил он глаз на дворовый участок. Будет строить там псарню».
Железнодорожник вскипел. Сел в машину и примчался в Сырнево.
— Что с тобой происходит, отец? — раскричался он с порога. — Что это за безобразие?.. Люди над тобой смеются… Говорят, что ты усыновил Влаева… Это правда?
— Глупости!
— Никакие не глупости… Мне все известно…
Старик начал оправдываться. Но сын продолжал:
— Я тебе запрещаю пускать его в дом!.. Встречу его еще раз здесь — пристрелю… Так и знай!
И старик пообещал сыну не пускать больше Влаева, но тот продолжал приезжать в Сырнево, только старался не попадаться железнодорожнику на глаза. Они словно следили друг за другом: как только один уезжал из села, приезжал другой. А старик только беспомощно разводил руками, ему было неудобно прогнать нахала.
Влаев как всегда спокойно хозяйничал в доме Чукурлиева. Собрал все, что только можно было собрать в целлофановые мешки, засунул их под топчан и снова поднялся наверх, в «свою комнату»; сейчас там спал и писатель. Быстро юркнул под одеяло и накрылся с головой, чтобы не слышать храпа соседа. Метель улеглась. На оконных стеклах расцвели, переплетаясь и искрясь от лунного света, ледяные цветы.
Рано утром, еще до рассвета, Петринский проснулся от холода, потому что во сне сбросил с себя одеяла. Долго вертелся, пока их поправлял, а потом снова засунул голову под подушки и заснул. В это время Влаев встал, затопил погасшую печку и долго смотрел на кровать спящего. Кроме кучи одеял, ничего не было видно, лицо было закрыто.
А снаружи уже просыпались обитатели хозяйственного двора: квохтали индюшки и куры, хлопали крыльями петухи, удивляясь выпавшему ночью снегу, который покрыл и двор, и крыши домов. Из конуры подавала голос собака. Слышался и голос бай Стефана. В соседнем дворе, где жили Близнецы, кто-то рубил дрова. Со стороны реки доносилось мычание коров, их вели на водопой. Вставало солнце, переливаясь всеми оттенками от розового до лилово-красного. Лучи пронизывали замерзшие окна. Над заснеженными крышами вился дым.