Только в конце, когда все разошлись и в кабинете наступила тишина, Петринский решился снова поставить вопрос о Сырнево.
— Ты имеешь в виду Марийку?
Петринский обиделся.
— Я говорю серьезно, — начал он. — Речь идет об очень важном.
— А именно?
— О новых процессах, происходящих в селе…
— О миграции?..
Главный встал и открыл окно, чтобы проветрить кабинет.
— Надоела мне эта миграция, Петринский… Хватит уже о ней…
— Ты ошибаешься, шеф!.. Речь идет не о миграции!.. А совсем наоборот… О возвращении в лоно природы…
— Жан-Жак Руссо?
— Что-то в этом роде!
— Может, ты хочешь построить в Сырнево дачу?.. Ты хочешь там обосноваться?
— А почему бы и нет! Да, я хотел бы там жить!..
Главный улыбнулся.
— Вот как рождаются новые идеи! — заключил он. Протянул руку к телефону и велел себя с кем-то связать.
Связали.
И начался долгий разговор.
11
Но то, на что надеялся Петринский, не вышло так быстро, как он думал. Командировка в Сырнево откладывалась из месяца в месяц. Не подписали командировочное удостоверение и «солнечным маем», когда цвели сирень и пионы. Бедный фантаст бродил по софийским улицам, время от времени наведывался в редакцию, чтобы осведомиться о настроении главного, ходил с блокнотом в руках по заводам и предприятиям, обдумывая очередную главу своей «Утопии», прислушиваясь к советам жены, как обрисовать своих главных героев, чтобы они вышли поинтереснее.
А жизнь катилась по колее новых встреч, новых знакомств, пока однажды не столкнула его со студенткой экономического факультета. Студентка пришла в домашний «цех» полюбоваться последними художественными достижениями. Привела ее Малина. Представила как свою новую квартирантку. И рекомендовала как очень порядочную девушку, к тому же красивую!
Это был один из тех редких случаев, когда Петринский был дома, а Евдокия еще не вернулась из школы. Дочери тоже где-то задержались. Свекровь хозяйничала в кухне. А в гостиной на диванчике сидели рядышком старая дева Малина и студентка. Сначала беседа шла трудно. «Аспарух, переправляющийся через Дунай со своей конницей» не вызвал особого восторга. Студентка предпочитала что-нибудь попроще, например, «Средневековый замок» или «Стены Тырновграда». в крайнем случае она согласилась бы и на народную вышивку в стиле «капанцев»[6].
Петринский развалился в кресле, нагло разглядывая студентку, которая без умолку болтала, вертя на коленях модели. Малина едва успевала ей объяснять, что есть что. В конце концов девушка попросила кофе и разрешения закурить. Малина отправилась на кухню варить кофе, а Петринский достал из кармана сигареты и пересел на диванчик поближе к гостье.
— Вы курите «Кент»? — удивилась девушка.
— Да, — подтвердил писатель.
— Но он уже вышел из моды.
— Хорошее никогда не выходит из моды! — возразил он.
— Да, — согласилась девушка, — хорошее есть хорошее.
По этому случаю Петринский продолжительно посмотрел ей прямо в глаза. Она улыбнулась, засмотревшись на его бакенбарды. Потом они долго курили молча, не переставая наблюдать друг за другом, правда, она в меньшей степени, он — в большей. Его интриговало ее маленькое белое личико, обрамленное копной кудрявых волос. На него производили впечатление ее небольшой, чуть вздернутый подбородок и носик, усеянный веснушками. У нее были тонкие, немного вытянутые губы. Зеленые глаза. Ниже все было обыкновенным, за исключением бюста, который был как-то неестественно высок и постоянно привлекал его взгляд.
— Вы любите искусство? — спросила она.
— Да, — ответил Петринский, — а вы в этом сомневаетесь?
— Просто спрашиваю.
Она ему улыбнулась, и Петринский увидел, какие у нее ровные зубки. Даже подумал, что искусственные, но она быстро рассеяла его сомнения, сказав напрямик:
— Нет, не искусственные.
— Почему вы меня предупреждаете?
— Потому что все так думают. Один ваш коллега даже назвал меня «нейлоновой девушкой», какой-то юморист.
— Я не юморист.
— Вы писатель Петринский!
— Откуда у вас эта информация?
— Читаем.
— Значит, вы любите литературу?
— Особенно фантастику. Брэдбери — мой любимый писатель.
Он задумался.
— Только Брэдбери?
— …И Петринский, конечно, но в последнее время он мало пишет.