В эти летние дни в редакции почти никого не было, все разъехались по курортам. Единственным человеком, так и не покинувшим свой пост, был главный редактор. Он утверждал, что лучше Софии курорта нет. И поэтому предпочитал не терять время в кемпингах и санаториях. Возможно, он был и прав, потому что жил у самой Витоши недалеко от села Драгалевцы, на даче, со всех сторон окруженной лугами и садами. К тому же в его распоряжении постоянно была служебная машина, которую он водил сам, так что расстояние не имело для него никакого значения.
Петринский застал главного за просмотром свежеотпечатанного номера.
— Петринский, — воскликнул главный, вставая со стула, — где ты пропадаешь? Тут без тебя такая скука… Ну садись, садись!
Петринский смущенно огляделся. Поздоровался с главным за руку, сел и устало вздохнул.
— Что-нибудь случилось? Ты почему вздыхаешь?
— Да так, ничего особенного. Семейные заботы.
— У кого их нет… Но творчество все-таки важнее… Как идут дела, успешно? Как твоя «Утопия»?
— Да пока никак… Что-то застряла.
— Э, браток, так не годится! Да что это с тобой?
Петринский снова посмотрел вокруг, остановил взгляд на телефонах — белом и черном — и еще глубже задумался. Белый предназначен для особых разговоров. Черный — для обычных. Петринский думал о Созополе, но ему не хотелось говорить при главном, особенно по семейным вопросам. Он почесал бакенбарды и снова вздохнул.
Внимательно на него посмотрев, главный еще раз спросил, что случилось. Петринский подробно рассказал всю историю, случившуюся с его любимой дочерью в приморском городе Созополе. Упомянул и о дипломатическом «Мерседесе». И о бегстве на Солнечный Берег. Главный утвердительно кивал. Потом набрал какой-то номер. Трубку взял его приятель из милиции. В общих чертах ему было рассказано все, что случилось в Созополе. Приятель выслушал, но ничего не пообещал. Главный позвонил еще куда-то, но и там было то же самое. Органы милиции не занимались интимной жизнью граждан. Сказали, что это все мелкие неприятности. К тому же ведь ничего плохого не случилось: свадьба, «Мерседес», дипломат! Любая девушка может только мечтать о таком! Главный похлопал Петринского по плечу, сказал: «Выше голову!» и заказал две чашки кофе, чтобы взбодриться.
Пока пили кофе, тревога у Петринского прошла. В сущности, действительно ничего страшного не произошло, думал он. Это Евдокия разжигает страсти. Если она будет спокойнее, все как-нибудь уладится само собой. И Петринский попросил главного поговорить с Евдокией, успокоить ее, потому что иначе дома «настоящий ад»! Главный пообещал. Согласился, что Евдокия слишком эмоциональная и вспыльчивая натура, но зато отходчива.
— Как бы не так! — возразил Петринский. — По целым дням может не разговаривать!
Потом добавил по какой-то отдаленной ассоциации:
— А что с моей творческой командировкой?
Главный встрепенулся:
— С какой командировкой?
— В Сырнево.
— В Сырнево?
— Да, да.
Главный достал блокнот, полистал и неуверенно посмотрел на белый телефон.
— Да, теперь припоминаю, но мне сказали, что на этот год на нее не предусмотрено средств. Да и вообще наши средства порядком подсократили.
— В таком случае, — вздохнул Петринский, — я буду вынужден уехать за свой счет.
— Как это?
— Прошу вас дать мне отпуск без содержания… Я больше не могу… Дошел в новом романе до сорок второй страницы… и ни взад, ни вперед… Погибаю, шеф! Не могу я работать в таких условиях!
— Понимаю, браток, но чем я могу тебе помочь?
— Дай отпуск за свой счет.
— А средства? На что будешь жить?
— Что-нибудь придумаю… В крайнем случае продам машину… Иначе я не могу… Задыхаюсь…
— Ты прав, но все-таки…
— Продаю «Трабант» и уезжаю, куда глаза глядят!
— А семья?
— Я всю жизнь прислуживал семье… Больше не могу.
Главный вертел в руках авторучку, сосредоточенно смотрел в окно, немного подозрительно поглядывая на Петринского. Он и одобрял и не одобрял его решение. Боялся, как бы во всем этом не была замешана какая-нибудь женщина. Чуть было не сказал известную французскую поговорку, но промолчал.
— В армии это называется «дезертирством», дорогой Петринский!.. Уклонение от исполнения обязанностей!