— У меня нет другого выбора, шеф, особенно в этой новой ситуации… Представляю, что будет дома, когда вернется дочь со своим женихом… Мне и без того негде работать… А теперь — и подавно!.. Этим романом, в сущности, решается моя судьба: или, или!.. У каждого свои амбиции! Моя все-таки благородна… Другого выхода нет.
Главный продолжал вертеть ручку. Бросал взгляды на унылую физиономию неудачника, и в голову лезли мысли одна тяжелее другой. А что, если он вправду выбрал не тот путь? Если действительно попал не туда, куда надо?.. Кто ему внушил, что он писатель? Кто произнес первое предательское слово?.. Кто влил яд в его сердце? Кто дал этот опиум? Или все было только ради куска хлеба?.. Если так, писал бы себе лучше очерки, репортажи, корреспонденции… К чему эта «Утопия»? А может, сама его жизнь утопия?
— Я должен написать эту книгу, шеф! — категорически заявил Петринский. — Другого выхода для меня нет!.. Все настоящие творцы шли на риск… Рискну и я!
Главный чуть усмехнулся, но, чтобы не оскорбить самонадеянного писателя, снова посерьезнел, продолжая неловко подбрасывать ручку.
Петринский во всех подробностях рассказал ему о своих планах. «Утопия» должна стать его «капитальным» произведением, «книгой жизни», смыслом существования. Земля скоро исчерпает свои материальные и моральные «ресурсы», и тогда ее гибель неизбежна. Обугленная и опустошенная, она будет продолжать вращаться по своей орбите — угасшая планета, уничтожившая все живое, которое когда-то носила на своей поверхности. И эта поверхность будет воплощением безмолвия и страдания. Но жизнь и смерть всегда шли рука об руку, и поэтому жизнь, как логически следует, не исчезнет, как не исчезнет и ее противоположность. Произойдет одно из величайших переселений человечества — переселение в космос… Все мы отправимся с земли в космос… В другие галактики… Другого выхода для людей нет. Они должны будут продолжить существование в другом месте, чтобы оправдать возложенную на них миссию… Разве это утопия?
Сначала главный слушал внимательно, потом начал отвлекаться. Отвлекли его воробьи, возившиеся у водосточной трубы соседнего дома. У них тоже были свои проблемы — прокормиться. Интересно, какова их «утопия»? И есть ли у них свой Петринский? Может, вон тот грязный, весь в пыли воробей, расталкивающий других, чтобы первому склевать рассыпанные зернышки? Главный огорчился. Ему стало жаль и людей и воробьев, родившихся с одинаковой судьбой. Но больше всего ему было жаль Петринского, перепутавшего всю свою жизнь. Хотелось ему помочь, но он не знал, как. Он не мог пробить для него даже обыкновенный договор, потому что все, от кого это зависело, не без основания спрашивали: «Ну, а все-таки, вы уверены, что этот ваш Петринский справится со своей задачей? Можете вы это гарантировать?» Гарантировать он не мог, хоть он и главный. И потому решение продать «Трабант», легендарный автомобиль, на котором Петринский исколесил страну вдоль и поперек, показалось как будто наиболее подходящим.
— Что же касается отпуска за свой счет, — снова начал главный, — я тебе его дам, возражать не буду, но здесь все-таки возникает вопрос о том, на что вы будете жить… и ты, и твоя семья… Извини, что я вмешиваюсь в твою личную жизнь, но ведь мы друзья… Работаем вместе почти десять лет… Я не могу не думать и об этом… С семьей у тебя, по-видимому, не так просто.
— Ты о них не думай, шеф, они справятся… Одна дочь уже нашла свою дорогу в жизни, вторая… — и ей тоже когда-нибудь повезет… Евдокия получает достаточно… Дополнительный заработок тоже есть. Остаюсь ведь я… Да и я как-нибудь управлюсь.
— Теоретически — да! Но практически… Тебе все-таки надо иметь на первое время какую-нибудь солидную сумму, чтобы можно было взять хороший старт в работе, иначе…
— Я уже сказал: продам «Трабант». Автомонтер уже давно меня обхаживает… Зачем мне машина?.. Есть поезда, автобусы, телеги, наконец… Если надо, могу и пешком, или на автостоп… Как будто наши отцы на автомобилях и ездили…
— Все это, конечно, так, но надо бы хорошенько обдумать.
— Нечего здесь думать, шеф! Я и так слишком долго думал… Эта идея у меня возникла давно… Я даже немного с ней опоздал… Все меня упрекают, что я смирился со своим положением. Один коллега даже сказал: «Взбунтуйся, Петринский! Что бы тебе не взбунтоваться?»
Главный рассмеялся.
— И ты взбунтовался, так, что ли?
— А почему бы и нет?
— «Бунт Петринского»!.. Хорошее заглавие!
— Называй это как хочешь… Не могу я больше так прозябать… Хватит мещанства!.. Особенно в создавшейся ситуации… Для меня в этой семье больше нет места… Я им чужой, и они мне чужие…