— Не забудь запереть машину на ключ, а то здесь есть цыгане.
— А болгар нет?
— И они не лучше, — сказал старик, выбираясь из машины, — только их поменьше.
— Старики да старухи?
— Откуда ты знаешь?
— Таково уж мое ремесло, дед. А Марийка что тут делает?
— Ничего. Скоро и она сбежит в Софию. Ждет вот весны, может, к тому времени и заработает лев-другой в амбулатории. Доктор Москов обещал дать ей направление в фармацевтический. Это как, хорошо будет?
— Перспективно.
— Может, и она станет доктором.
— А почему не артисткой?
— Ты и это знаешь?
— Знаю. «Царь Шишман», да?
— Нет. «Хан Татар». Талант у нее.
— А в театральный, в ВИТИЗ, ее все-таки не приняли?
Старик от удивления чуть не упал.
— И это ты знаешь!
— Все запрограммировано, дедушка. Даже Марийкин развод.
— Уж не был ли ты в Тырново, когда они разводились?
— Был. Да если бы даже и не был…
— Потому-то и знаешь.
— Профессия, дед! А сейчас «послушаю» и тебя, а то завтра или послезавтра надо возвращаться. Работа ждет.
— Сегодня мне на «слушание» везет, — усмехнулся старик, поднимаясь с гостем на второй этаж: пусть выберет комнату, какая понравится.
— А если хочешь, пошли в кухню, там теплее и телевизор есть.
— Спасибо. Лучше наверху, просторнее.
— Ну, как хочешь. Напротив живет Марийка со своей бабкой. А справа — двоюродные братья, близнецы.
— Спасибо, бай Стефан. А теперь прогуляюсь по селу, пока светло. Вечером побеседуем. Ты пока подумай о том о сем. Борьба, страдания, победы…
Старик снова принялся разглядывать свои посиневшие руки, прислушиваясь к звукам на дворе, где возились индюшки и лаяла собака на цепи — почувствовали, что хозяин вернулся, и теперь ждут корма.
— Делай, как знаешь, парень! — сказал бай Стефан, направляясь к своим индюшкам. — Если хочешь, затопи себе печку.
— Не беспокойся, дед! Как-нибудь справлюсь. Занимайся своими делами, не обращай на меня внимания!
Через широко открытое окно долетал сельский шум. Петринский достал старый потертый блокнот и записал:
«Странно, на улице идет снег, точнее, словно мошки, летают снежинки, а мне не холодно. Почему? Какой-то внутренний огонь меня согревает. Боюсь, что и это уже запрограммировано внеземной цивилизацией. Сумею ли я побороть свои чувства?..»
Он встал и закрыл окно. А через несколько минут уже бродил булыжными сельскими улочками, которые, неизвестно почему, все вели к амбулатории.
Но он этого не сознавал, набрасывая свои первые заметки о людях с их радостями и тревогами.
3
Пока писатель-фантаст гулял по селу, полный земных страстей и дум, Марийка уже побежала домой, чтобы глянуть на больную бабушку.
Снежинки уже не только летали и носились в воздухе, как мошки, как записал в блокноте писатель, но и покрыли тончайшим нежным покрывалом крыши домов и деревья. И Сырнево, над которым вился голубоватый дымок, вдруг заулыбалось в своей белой обновке. Со всех сторон голосили петухи, наверное, их сбил с толку снежный отсвет и им показалось, что уже наступило утро.
Наполненный необыкновенными светом зимний день ввел в заблуждение и Марийкину бабку. Как всегда она сидела на стуле у окна, в наброшенной на плечи старой шубейке, оставшейся еще с войны, и с бесконечным удивлением смотрела на побелевший яблоневый сад. Когда это успела наступить весна? Совсем недавно варили в котлах ракию и делали вино, а сейчас вдруг расцвели яблони! То ли деревья поторопились, то ли время пришло, думала она. Но если подошло время, то почему крапива у забора еще не выросла и почему не вывели Петрану на выпас в лощину, где она вдоволь наестся колючек и побегов шиповника, а оставили одну-одинешеньку в загоне верещать от голода?
Долго размышляла старая больная женщина, широко раскрыв от удивления глаза. Еще немного, и она вышла бы во двор, чтобы своими глазами убедиться в случившемся. Но тут прибежала внучка и, смеясь, запустила в старуху снежком, попав ей в плечо: «С первым снегом, бабушка!»
Старуха ничего не поняла: она не услыхала слов внучки, не увидела упавшего к ногам снежка. Только удивленно спросила:
— Почему расцвели яблони, Марийка?
— Потому что уже пора! — ответила девушка.
— И когда это успела кончиться зима?
— Успела.
— Значит, весна пришла.
— Да, бабушка, весна пришла, — продолжала шутить девушка, ища спички, чтобы затопить погасшую газойлевую печку. И только когда в ней загудело пламя, распространяя вокруг тепло, Марийка сняла пальто, подошла к зеркалу и долго расчесывала свои вьющиеся волосы, на которых таяли снежинки. Ей было радостно и немного грустно. Радостно оттого, что выпал первый снег, и грустно, потому что бабушка сидит на стуле и дивится расцветшей яблоне с роящимися вокруг пчелами, которых становится все больше и больше. Прошлым летом было нечто подобное, и тоже с яблонями, только наоборот: тогда ночью ей показалось, что пошел снег, хотя на дворе стоял август. Тогда Марийка согласилась с бабушкой, что это снег, и тоже волновалась, что он приморозит еще не поспевшие яблоки. Она даже вышла во двор и длинной палкой стряхнула с веток снег, а потом погасила лампочку на веранде, освещавшую кроны яблонь. Снег внезапно исчез, и старуха успокоилась, только спросила внучку, не лучше ли разложить под яблоней костер, чтобы снег совсем растаял. Девушка ответила, что в этом нет нужды, потому что стало теплее. Даже показала ей на термометр за окном.