Недовольно глянула в сторону анестезиолога, вообще-то он мне обычно нравился, за свой профессионализм и умение понимать тебя с полуслова, но иногда, в окружении женщин, на него находило желание поиграть на публику и изобразить из себя знатока человеческой натуры.
-Русская я, - как можно спокойней проговорила, удивляясь тому, что давненько же мне не приходилось говорить этих слов.
-С твоей-то внешностью? – усмехнулся назойливый коллега.
-Я в Питере родилась, - отрезала я, по возможности, отметая все остальные вопросы, резко встав с места и выйдя из ординаторской.
И ведь не врала. Почти. Родилась я действительно в Северной столице, правда, тогда она ещё была Ленинградом, в конце восьмидесятых. Самое смешное, что точной даты даже я не помню, а спросить по истечению лет не у кого.
Я совсем смутно знаю историю знакомства своих настоящих родителей, мама что-то пыталась мне рассказывать, но в силу своего возраста я запоминала мало и обрывочно, а уже потом стало откровенно не до этого.
Мама была молоденькой студенткой, до ужаса красивой и наивной, то ли по жизни, то ли по возрасту. А отец, мой родной отец, приехал на учёбу в город на Неве. Что-то вроде курсов повышения квалификации, которые тогда случались часто, перемешивая всех жителей нашей огромной страны. У них случился короткий роман, бурный и безрассудный, после которого мама осталась беременной, а второй родитель не ведая ни о чём, вернулся на свою малую родину.
Когда они встретились в следующий раз, мне было около трёх лет, и, кажется, я уже многое умела и понимала. По крайней мере, воспоминания о первых годах моей жизни, всегда приятно согревают душу, намекая на то, что не всё в моей жизни было бестолково. Мама, храня до последнего надежду, что они с отцом однажды встретятся опять, дала мне редкое и странное по тем временам имя Асель, что в сочетании с моей внешностью многое говорило людям о моём происхождении.
Не знаю, чего ожидал отец, приехав к своей случайной любви, наверное, всё что угодно, кроме темноволосой трёхлетней девочки с голубыми, чуть ли не синими глазами. Может быть, это действительно была любовь, а может быть, всего лишь чувство долга, но обстоятельства сложились так, что в этот раз он уезжал из Питера домой уже с женой и маленьким ребёнком. И всё было ничего, и отдалённо даже могло напоминать сказку про любовь, но уезжали мы в Грозный 1992 года, и все жуткие события тех кровавых лет, нам предстояло с мамой встретить в числе первых.
В очередной раз воспоминания захватывают меня в омут моей несчастной памяти, которая так ненавидит помнить, но ничего не может поделать с теми воспоминаниями, что из раза в раз рвутся наружу.
Пытаясь убежать от всего этого, ноги сами приводят меня к дверям реанимации, где притаился ещё один элемент моей истории. Бороться с собой оказывается бесполезно.
Артём лежал на том же месте, что и в прошлый раз, но выглядел заметно лучше: порезы на лице затягивались, да и оно само стало приобретать краски, а отсутствие дыхательной трубки позволяло мне пристально разглядеть его, обнаруживая знакомые черты. С возрастом он изменился, утратив несуразнаю детскую непропорциональность. Наверное, если бы я хоть что-то понимала в мужской внешности, я бы смогла назвать его красивым, но в отличие от моего выхоленного мужа, Артём выглядел более… естественным, что ли.
В нём было многое от отца, но и черты Марины абсолютно точно угадывались, отчего я всё никак не могла понять, как вышло так, что я сразу ни о чём не догадалась.
В голове тут же возникло дурацкое ощущение, что я всё-таки сплю. И всё мне это снится, и нет никакого Артёма, нет и не было в моей жизни. Ощущение было настолько острым, что кончики пальцев прям-таки закололо от потребности проверить, действительно ли реален человек, лежащий передо мной.
Сначала я коснулась его заросшей щеки, еле ощутимо и почти невесомо, словно боясь, что он сейчас исчезнет. Но нет… Он был материален, а щетина вполне ощутимо кололась, настолько неожиданно, что я тут же одёрнула свою руку.
Украдкой огляделась по сторонам, переживая, что кто-то заметит мои спонтанные действия, так если бы я творила что-то запретное. Но никому не было до меня никакого дела, пациенты были без сознания, либо же просто спали, а дежурный реаниматолог о чём-то переговаривался с медсестрой. Медленно выдохнула. В одноразовой маске тут же стало жарко. Надо было идти, но меня всё не отпускало.
Зачем-то коснулась его руки, в месте, где один из катетаторов входил в вену, повела по запястью, доходя до самой кисти, обводя длинные пальцы… Ровно до того момента, как его ладонь резко сжалась, захватив мою руку в плен. Первая реакция – паника, я нервно дёрнулась, чуть ли не налетев на капельницу, еле успев ослабить напряжение в трубках системы, возникшее из-за того, что я потащила за собой его руку. Раздался приглушённый писк электрокардиографа, указывая на участившееся сердцебиение.