В то время пока я слушала его дыхание, Тертышный еле сдерживал победный смех, что так и рвался наружу, всячески мешая мне сосредоточиться на том, что происходило в его лёгких.
-Вы можете лежать спокойно! – дала волю злости.
-Я вам не нравлюсь.
-Я отношусь к вам ровно, точно так же как и к любому другому пациенту.
-Неужели?
Его взгляд со смешинкой заставляет меня отвернуться.
-Лёгкие чистые. Как я и предполагала. Если нет других жалоб, то я пойду.
-Подождите! – неожиданно громко восклицает он, перехватывая мою руку, почти так же, как тогда в реанимации. Я пугаюсь и дёргаюсь, а Артём это прекрасно понимает, ослабляя хватку. – Прости… Простите. Не хотел пугать.
-Тогда отпустите, - почти шиплю я.
-С радостью, но при условии, что вы пообещаете сразу не уходить.
-У меня работа…
-5 минут…
-С какой стати?! – взвилась я, отчего собственный голос вышел излишне писклявым.
-Просто хочу узнать, почему вы меня избегаете.
-Бред! Я вас даже не знаю!
Я отбиваюсь как могу, но при этом совсем не понимаю, зачем я в принципе веду диалог с ним. Нужно просто вырвать руку и уйти. Но присутствие Артёма действует на меня странно, если даже не гипнотически, заставляя оставаться на месте.
-Избегаете, я же вижу! – вдруг совсем серьёзно замечает он. – Я уже неделю валяюсь на этой койке, я перевидал всех кого мог, за исключением вас. При том, что вы совершенно точно здесь были. Значит, вывод напрашивается сам собой. Я вам чем-то не нравлюсь, и вы меня избегаете.
-У кого-то просто слишком огромное самомнение.
-Возможно, но это не объясняет вашего поведения.
-Моего? – недовольно переспрашиваю я.
-Да. Говорят, что я именно тебе… вам… обязан жизнью. И зная врачей, вы первая, кто не пришёл за своей порцией благодарности, ну или хотя бы удостовериться, что со мной всё в порядке.
-А должна?
-Ну а как же, мы в ответе за тех, кого воскресили?
Всё что мне оставалось – это презрительно фыркнуть.
Артём, наконец, отпустил мою руку, и я поспешила отойти от него на пару шагов.
-И всё же я правильно всё понял, и вы меня сторонитесь…
Возразить у меня не получается, потому что в палате появляется дежурный лаборант со всем необходимым для забора крови.
И я, воспользовавшись моментом, выскакиваю за дверь.
Если я и полагала, что на этом всё, и можно смело выдохнуть, то я сильно ошибалась. То ли Артём решил проявить всё свойственное ему упорство, то ли просто так карты легли, но этой ночью нам предстояло столкнуться лбами ещё раз.
Но всё по порядку. Сразу после того как я сбежала из их палаты, меня срочно вызвали в приёмное. Исключение острой кишечной непроходимости. Факир, то есть пациент был пьян и фокус не удался, и всячески отказывался от любых диагностических процедур, срочно требуя женщину, видимо меня. Мужик орал так, что мне в какой-то момент захотелось махнуть рукой и вызвать ребят из психиатрии, но что-то подсказывало, что это оно. В итоге общими усилиями мы смогли убедить мужика разрешить мне лишь посмотреть и «потрогать». Пальпация показала болезненность в нижней части живота, симптом Тэвенара. За что тут же была прозвана пациентом «душегубом».
-Исключила, - недовольно скривился молоденький врач приёмного, видимо, до последнего списывающий поведение мужика на излишнее алкогольное возлияние.
-Нужно оперировать, - совершенно спокойно отреагировала я.
-Пьяного? Он же согласия в жизни не даст.
-Петровича сейчас пришлю, он умеет с такими разговаривать. Иначе он у нас до утра не доживёт, у него живот каменный.
Пока Петрович обрабатывал нашего злополучного мужика, я ещё раз проверила Елисеева, которого уже успели вернуть из рентгенологии. Температура не поднималась, но вот снимки показывали затемнение и усиление бронхо-легочного рисунка в нижней доле левого лёгкого. Начало пневмонии было на лицо, оставалось утром сдать мокроту на анализы, но это уже было скорее делом техники. Попросила Яну вызвать кардиолога для консультации, назначив нужные антибиотики.
А потом была подготовка к операции и собственно сама лапароскопия, долгая и муторная. Закончили уже посреди ночи, зевая и устало шаркая ногами.
После всего этого сидела за картами, ровно до того момента пока в ординаторской не появился Петрович в поисках своей ненаглядной Юленьки, которая видимо узнала ещё не все его истории. То, что наш анестезиолог был давно и безнадёжно женат, история отчего-то это умалчивала. Меня попытались вовлечь в разговор, но я как всегда была молчалива и неприветлива. В результате я оказалась в коридоре на одной из лавочек.