«А что я скажу?» – поставил меня в тупик вопрос. И тут меня осенила догадка.
– Пацаны, вам вратарь нужен? – спросил я мальчишек, гонявших во дворе мяч.
На воротах никто стоять не хотел, и меня радостно приняли в одну из дворовых команд, поединок между которыми был в самом разгаре, но одна из команд явно «сливалась».
– Юрок! Будешь играть в поле! – авторитетно заявил самый рослый пацан шпингалету значительно младше его, обозначая тем самым место в воротах команды-аутсайдера.
«Игра долгой не будет», – злорадно подумал я, заняв место в «раме».
При первой же атаке на мои ворота я в кошачьем прыжке по-яшински схватил мяч и прицельно, с ноги, отправил его в мишень – окно второго этажа.
– Мазила! На кой хрен мы тебя взяли? – разочарованно процедил авторитет. – Девятка, – тихо сказал я, удовлетворенный точным попаданием. – Извините, пацаны. Давно не играл, – артистично, выражая явное разочарование, промямлил я.
Тут же из разбитого окна появилась миловидная особа лет тринадцати, и весь ее вид выражал, скорее, недоумение, чем злость.
– Ой! Что будет, когда мама вернется?
– Мы успеем вставить новое, и она ничего не заметит, – бодро отрапортовал я.
– Уж постарайтесь, – деланно выпятив губу, заявила юная леди.
– Я мигом. Где у вас стекольная мастерская?
Через час я уже сидел в желанной квартире и угощался дефицитным цейлонским чаем. Юная особа, которую, как оказалось, звали Дашей, радостно балагурила, доставая из старинного буфета всякие сласти. Подойдя к окну, я увидел знакомую панораму, приходящую в циклично повторяющихся снах. Обстановка в доме была выдержана в старинном классическом стиле. Громоздкий стол из красного дерева и такой же буфет, возможно, приобретенные единым набором. Тяжелые портьеры органично дополняли интерьер, выдержанный в стиле начала двадцатого века.
– Странный у вас интерьерчик. На дворе конец двадцатого века. Сейчас в моде кухни из ламинированного ДСП, а здесь как будто сто лет ничего не менялось.
– Так и есть. Мама после смерти деда ничего не стала менять. Говорит, что он не велел.
Я внимательно осматривал квартиру, пытаясь найти хоть какие-то зацепки, но ничего примечательного не находил. Даша полезла в буфет, а я тем временем, как бы из любопытства, заглянул в спальню. Спальня как спальня, если бы не одно «но». На стене висела крупная фотография, обрамленная в тяжелый багет, с изображением до боли знакомого мужчины, лет сорока пяти, с покладистой бородой на фоне… Я не знал, как называются подобные строения, но это был храм. Только не православный. Низ фотографии был испещрен непонятными символами. Первая строка была записана на древнеславянском, а следующие две строки… С этими символами я не был знаком.
В этот момент радостно запиликал звонок, и Даша открыла массивную дверь. На пороге появилась стройная, все еще красивая женщина, лет за сорок. Она с некоторым изумлением поглядела на меня.
– Смыслов Максим… Павлович, – представился я, ощущая определенную неловкость от замешательства, которое я произвел на хозяйку дома.
– Елена Михайловна. Чем обязаны Вашему визиту, молодой человек? – задала она вопрос, скорее, дочери, и в ее голосе звучали нотки укоризны.
– Ребята играли в футбол и разбили стекло, а Максим вставил его, – на одном дыхании выпалила Даша, явно не желая расстраивать маму.
– Ну что же, Пеле. Давайте пить чай, – лицо ее смягчилось.
После второго бокала чая, чувствуя, что пора бы и честь знать, я решился на прямой вопрос:
– Извините, Елена Михайловна, я видел у вас в спальне фотографию. А что за символы на ней нанесены?
Женщина явно напряглась, и в ее голосе снова появились стальные нотки:
– По-моему, молодой человек, Вам пора.
До порта я добрался пешком. Шел, не замечая ничего вокруг. Вопросов после так тяжело давшейся поездки стало еще больше.
Глава 3. Друзья
– Это все на самом деле происходило с тобой или ты так пытаешься развлечь меня? – озадаченно спросила Арина.
В саду повисла тишина, нарушаемая лишь трелью неугомонных сверчков. Как будто ни Максима, ни Арины не было в саду вовсе.
– Да, – после затянувшейся паузы подтвердил Максим. – С тех пор прошло шесть лет.
– И что?
– А то, что теперь я знаю, кто был на фотографии и что это были за символы.
– Интересно. И кто?
– Это был я.
– Максимка, дорогой, – с явным сочувствием пронудела Ариша, – все люди как люди, ты у меня один такой…
– Какой?
– Да не от мира сего. Сейчас все в ночной клуб поедут, а мне что с тобой делать? Танцевать ты не любишь, пить с нами ты не хочешь. Несешь, извини, какой-то бред.