Вот разве что ещё люди с марионеточной болезнью могут постоянно быть в приподнятом настроении. И это выглядит очень странно. А то, что делала Делейни выглядело более чем естественно. Отсюда вывод только один – всё это искусственно. И нечего уж врать самому себе, что она так радостно могла трахаться со стариком, который в итоге дал ей пощёчину, а затем и стаканом по голове со всего размаха.
Пейтон момент вспомнил, как это было. Как он получал удовольствие от всего этого, как он хотел кончить и хватался за все соломинки, лишь бы продлить это ощущение… Он вспомнил, как нечто проникало в левую сторону его головы, как там начало немного неметь, как он стал всё видеть через какую-то очень странную призму. Словно наблюдал всё в какой экран, а не своими собственными глазами. Ведь ему нельзя было бить Делейни… Все эти рассуждения привели его к такому умозаключению…
Как это нельзя? Как это нельзя было бить Делейни? Она же хотела этого. Она хотела, чтобы её ударили сначала по щеке, а потом сильнее. Да, может, она не хотела, чтобы удар был рукой, а не ногой, например. Это может быть. Может, она не хотела, чтобы второй удар был стаканом, а не чем-то ещё. И это может быть. Но она точно хотела всего этого. И единственное, что может быть у неё теперь в виде вопросов, так это почему он избрал именно такие способы. Других вопросов нет и быть не может. Это же ясно и ей и ему. Она точно хотела всего этого!
Пейтон начал немного злиться. Почему ему сейчас надо это доказывать? Почему ему надо искать какие-то обоснования тем действиям, которые были очевидны на тот момент? То, что было очевидно тогда, то очевидно и сейчас. Они не может требовать доказательств. Это просто данность. Можно у самой Делейни об этом спросить, и она только и подтвердит это… Впрочем, да, она может пожаловаться.
Она всё ещё может пожаловаться на недоделанность. Он ведь не задушил её, как это надо было сделать. Она ведь и этого хотела. Она хотела, чтобы он замкнул свои руки на её шее и держал их, пока она не перестанет дышать. Она так этого хотела, а он не смог сделать, потому что случился этот инфаркт… Тогда бы всё было завершённым. Сделанным. Полноценным… Но этого не получилось, и за это Делейни вправе требовать с него ответа. Почему он не смог сделать то, что был должен, вопреки даже своему состоянию.
И он готов за это ответить. Пейтон твёрдо уверился в том, что справедливо будет за это ответить. Признать свою ошибку. Признать, может быть, даже публично. Впервые он, Пейтон, публично признает свою ошибку. Что не смог задушить её по причине своего самочувствия, но он всё же готов. Готов даже рискнуть сейчас своей жизнью и всё же выполнить необходимое. И ей даже не надо просить об этом. Даже не надо намекать на необходимость этого. Он готов сделать всё сам: признаться в своей неправоте, совершённой ошибке и исправить её. Он готов без разговоров, без лишних упрёков и колебаний задушить её при первой же встрече. Так он смоет с себя этот позор…
Дверь в комнату открылась и внутрь аккуратно зашёл Хеддок. Вот уж кого не ожидалось тут увидеть. У него должно быть полно своих дел… Хотя тоже можно понять. Он пришёл проведать старого друга, чтобы вонзить нож ему поглубже, лишить всех полномочий из-за недееспособности и назначить другого, видимо, кого он уже присмотрел себе в помощники.
– Не даёте мне скучать, господин куратор. – старейшины именно так на закрытых заседаниях называли теневого главу станции, «куратор». Официально он ведь и именовался куратором секции Просвещения. Потому они просто убрали всё лишнее, оставив слово «куратор» как бы намекая на то, что он курируют их самих.
– Да, Пейтон… Мы не представляете, как Вы требуетесь мне в здоровом состоянии.
Пейтон поначалу не услышал эти слова. Он хотел услышать что-то вроде «прошло твоё время» или «закат приходит ко всем», но сказанное не было похоже на это, потому он вообще ничего не понял:
– Что-что?