— Нет. С чего ты взял?
— А зачем револьвер таскаешь?
— Надо… Вдруг в горах волки нападут?..
— Могут. Дай поглядим твой револьвер?
— Нельзя. Это не игрушка.
— Ружье тоже не игрушка, а глядеть всегда охота. У моего отца ружье есть, он волка им убил. Ты можешь застрелить волка?
— Могу…
Аннушка не появлялась долго. Наконец войлок колыхнулся и показалась ее голова в легкой белой косынке.
— Заходи в мой апартамент… Я тут временно, — сказала она, когда Илья вошел. — Снимай валенки и лезь на кошму. — Подобрав коротковатую, сшитую по-городскому юбку, Аннушка прыгнула на нары и села, поджав ноги калачиком. На ней была голубенькая кофточка с рюшками. Перед Ильей сидела совсем другая Аннушка, со свежим, потемневшим от горного солнца лицом.
— У меня на центральной усадьбе есть своя комната, в доме бывшего лавочника. А здесь живет чабан Кунта. Он повез в район беременную жену. Пока идет окот, я тут живу. С окотом у нас плохо — родятся когда попало. Никакой системы…
— Ты стала совсем ученая! — усаживаясь на кошме, сказал Илья.
— Такая ученость нам с тобой известна с малых лет. Осеменение должно быть в свое время, чтобы молодняк появлялся на свет в теплые весенние дни. Зря, что ли, кочевники подвешивали каждому барану под брюхо кошомку и снимали, когда приближалась свадьба…
— Ну а твоя свадьба когда подоспеет? — Илья успел только подумать, а вопрос сам слетел с языка.
— Ты о чем это?
— Слышал, что один человек подобрал ключик к твоему сердцу.
— Вот как! Не зря тебя учили целый год… Догадливый… Аль бабка сказала?
— Значит, правда?
— Я сначала думала, что он шутит…
— А потом?
Вошел Кузьма и внес огромную деревянную чашку с дымящимся мясом.
— Давай-ка лучше поужинаем! — предложила Аннушка.
Поели сытно, шурпы нахлебались вдоволь. А вскоре и самовар зашумел. После нескольких чашек чая Кузьма стал клевать носом, и Аннушка отправила его спать.
— Что же было потом? — допытывался Илья.
— Что ты меня пытаешь, как жену? — Прихлебывая чай, она держала пиалу всей пятерней, как истая кочевница. — Кто я тебе? Я тебя люблю чуть больше, чем сестру… И Ефима Павловича тоже…
— А ты не выкручивайся…
— Я и не выкручиваюсь… Когда он сделал мне предложение, я соображать перестала… Позже потихоньку очухалась и думаю: какая я ему жена, боже мой! — Она откинула назад голову и беззвучно засмеялась.
«Где она подцепила такую манеру смеяться?» — подумал Илья, забывая, что за год много воды утекло…
— Ты любишь Ефима?
— Потому и не согласилась, чтобы жизнь этому вдовому человеку не испортить…
— Чем?
— А разве бабка тебе не сказала?
— Неровня, значит! — насмешливо выкрикнул Илья.
— Такой коренник, как Ефим Павлович, должен иметь свою пристяжную, а не яловую, в ярме коровку…
— Смотри, как ты заговорила! Но это не твои слова, а бабушки Аксиньи! Сейчас другие времена. Как ты не понимаешь! — Илья стал доказывать, как она не права.
— Слушай, Илюшка, скажи мне, из чего сделана эта избушка, азбар, как его называют?
— Из самана!
— Значит, строили из того, что под руками… Рядышком лежит, и дешево, и тепло! Так и жизнь надо строить, надо брать то, что лежит близехонько, а не порхать в небушко, чтобы не шмякнуться.
— Брось ты выдумывать!
— Я не выдумываю. Вот уедешь отсюда, встретишь какую-нибудь шибко образованную, и начнет она тебя мытарить: не так сел, не так носом шмыгнул… В городе докторша, наш инструктор по ветеринарному делу, пригласила она меня в гости. Там все в очках, при галстуках. А у женщин рюшки-то не такие простенькие, как мои… Вижу, поглядывают они на меня, словно на куклу. В подпол была готова провалиться. Ну перееду, положим, в город, что там буду делать? Пельмени стряпать да пироги рыбные? Для этого можно кухарку найти… Знаю, опять скажешь про кухарок в государстве… Вот я и хочу управлять государством тут, на кошарах, а не в городе варить для мужа яички всмятку…
— Ишь ты какая стала!
— Какая?
— Шибко идейная, Аннушка! — улыбнулся Илья.
— Учиться нам надо, вот в чем вопрос! А то и вся жизнь пройдет всмятку!..
— Поэтому Ефим Павлович и перевелся в другой район?
— Никуда он не перевелся…
— Как так?
— Остался здесь, у нас…
— Остался? — Илья с грустью слушал, как гремит посудой Аннушка, как шуршат соломой козлята, укладываясь на ночь.
— Поздно уж… и нам пора… — Аннушка показала Илье, где он должен взять стеганое одеяло, бараний тулуп и в каком углу нар постелить себе постель.