— Сейчас-то понимаю… Все время испытывал я к нему физическое отвращение. Меня лихорадило, когда он появлялся в конторе, кривил в улыбке губы, постоянно шантажировал, подкалывал… Это ведь такая поповская гнида!
— Поповская — это еще туда-сюда… — тихо, словно про себя, сказал Лисин.
— Исчез, говорят…
— Никуда он не исчезнет. Но даже и такой оборот не меняет дела… Где твой револьвер?
Илья с отчаянием сунул задрожавшую руку под подушку и нащупал кобуру.
— С оружием нужно уметь обращаться. — Андрей Лукьянович взял браунинг, обмотал ремень вокруг кобуры и сунул револьвер в портфель. — Так-то вот лучше будет… Выздоравливай, а потом уж будем разбираться…
20
Заседание президиума исполкома долго не начиналось: опаздывал главный виновник событий — Савелий. Вчера он допоздна передавал вернувшийся из Уртазыма скот.
За широким окном на осеннем ветру уныло раскачивались оголенные акации. Так же неприглядно и пусто было на душе у Ильи, когда он рассказывал об истории с гуртом.
Выслушав в предварительном порядке его объяснения, собравшиеся, обменявшись репликами, гадали, в каком все же состоянии по чернотропью вернулся из Уртазыма скот, во что такое путешествие обойдется потребительскому обществу, как и чем закончилась вчерашняя передача представителям Союзмяса.
Обсуждая создавшееся положение, на Илью перестали обращать внимание, и только Витька Важенин, примостившийся на подоконнике с толстым блокнотом в руках, въедливо закидывал его вопросами:
— Где была твоя комсомольская бдительность? — строго спрашивал он.
— Выпил вместе с кагором… — ответил Илья негромко.
— Посмотришь, что тебе всыпят на закуску…
— Ладно, рыжий, не заскакивай вперед и не терзай зря парня, — обращаясь к сыну, сказал Важенин. — Мы тут не судьи, а старшие товарищи.
— Верно, Захар Федорович, верно! — вступился Лисин. — Не так уж проста она, жизнь-то…
В коридоре послышался шум.
Стуча подошвами кованых сапог, в распахнувшуюся дверь стремительно вошел крупный черноусый мужчина в короткой, из желтой кожи, тужурке, подбитой серым мехом, в широком, круглом, с лисьей опушкой малахае. Следом за ним появился Савелий в измятом брезентовом плаще, с кистистым кнутом в руках.
— Прощения прошу за внезапное вторжение! — снимая с курчавой седеющей головы малахай, басовито проговорил вошедший.
— А-а-а! Архип Гордеевич! — Председатель Сазонов встал и шагнул ему навстречу.
— Был у своих дружков на шахте, ну и к сыну завернул по пути. Нечаянно врезался там в бычий табун. Забавно, товарищи, получается!
Буланов-старший обвел всех приветливым взглядом. Живо, умно поблескивали его темные, выразительные глаза — они особенно выделялись на смуглом, скуластом лице, подчеркивая характер — открытый, добрый, вместе с тем смелый и сильный.
По веселым, радостно оживившимся лицам присутствующих было заметно, что здесь все хорошо знали этого великана и уважали.
Еще раз извинившись, он расстегнул крючки тужурки и попросил слова.
— Узнал я, зачем вы тут собрались, потому и решил заглянуть… Не подумайте, что в стычке с уполномоченными Союзмяса я хочу покровительствовать своему сыну. Мы, шахтеры, тоже не прочь похлебать наваристых щей. Теперь ведь не времена Кешки Белозерова из компании «Ленаголдфилдс», когда он нас сначала потчевал кониной тухлой, а потом горячим свинцом угощал… Сейчас мы добываем желтых, волшебных таракашек не для Альфреда Гинзбурга и лондонских банкиров, а для всего трудового народа, чтобы можно было побольше тракторов купить и автомобилей. Рабочий народ мыслить должен по-государственному. А вот представители из Союзмяса — это какие-то торгаши, прасолы бывшие, с хищной нэпмановской закваской. На моих глазах они пытались обмануть кооператоров, погреть руки.
— Еще по осени они зазывали мужиков в горы вместе со скотом, торговались там, платили выше установленных заготовительных цен. Нам пришлось принять меры! — неожиданно вмешался начальник милиции.
— Видите, фирма-то государственная, а дела прасольские! — подхватил Архип Гордеевич. — Но эти молодцы забыли, что мы — Советская власть и народ свой в обиду не дадим. Не позволили обобрать пайщиков — и баста!
— Мы тут что-то недоработали… — заметил Сазонов. Он внимательно слушал энергичную речь знаменитого шахтера и революционера.
— А еще, товарищи исполкомовцы, зачем вы назначили сдачу гурта в Уртазымских горах? — спросил Буланов-старший. — Это же удобная для жуликов позиция! В лощине командный пункт — и никого от наших волостей… Почему там подвизается представитель полеводсоюза некто Купоросный, пишет ведомости, суетится чуть ли не возле каждого быка, а сам незаметно потворствует нечестным людям?