8
Дети казаков учились раздельно. В станице на церковной площади были выстроены две одинаковые школы — одна для мальчиков, другая для девочек.
Этой осенью, еще задолго до начала занятий, Илюху начали снаряжать в школу в начальный класс, или в первое, как тогда называлось, отделение. Туда приводили самых маленьких. В старших отделениях учились взрослые парни. Многие из них сидели по два года на одной и той же парте. И не потому, что ребята не имели способностей. Старые, бородатые казаки на учебу в школе смотрели, как на самое последнее дело. Главным считалась работа в хозяйстве.
Оттого и процветали в казачестве малограмотность и дремучее невежество. Дед Никифор Иванович, прежде чем поставить подпись под каким-нибудь общественным протоколом или страховой бумагой, кряхтел и кашлял, засучивал рукав пиджака, сначала ставил большую, похожую на колесо фиту, мусолил кончик карандаша в прокуренных усах, а потом уж выводил остальные, растопыренные, как вилы, загогулины…
В тот год, когда Илюха должен был перешагнуть школьный порог, Мария и Саня учились в старших отделениях. От них он научился почти без запинки читать по печатанному, умел писать буквы и даже отдельные слова. В доме его уже считали «грамотеем» и проявляли к нему особое внимание. Мать сшила новый, защитного цвета мундирчик — на казачий манер, отец справил у знакомого киргиза-чеботаря юфтовые сапоги, густо промазанные дегтем. В старой, самодельной сумке лежала грифельная доска в деревянной рамке, два хорошо заостренных грифеля и запас новеньких перьев для ручки.
— Учись хорошенько, не шелаберничай. Научишься писать и читать складно, отдам тебя в кадетский корпус, — ведя Илюху за руку, говорил отец.
От его слов у Илюшки жутко замирало сердце. Уехать куда-то из дому, к озорным рыжим кадетам? Он видел, как в станицу приезжали сыновья к полковнику Клюквину на каникулы и осатанело дрались с местными мальчишками по любому поводу. За то, что их отец скупал у мальчишек бычков по две копейки за десяток, казачата дразнили кадетов поганцами, потому что рыбу эту считали поганой, вытаскивали ее на удочку и «казнили». Не очень-то улыбалось Илюшке попасть в лапы этим отчаянным краснолампасникам.
— Пройдешь кадетский корпус, — продолжал отец, — есаулом станешь, целой сотней казачьей командовать будешь!
Отец подвел сына к стоявшему у школьного крыльца учителю, господину Гетманову, откозыряв, легонько подтолкнул вперед, о чем-то поговорил с учителем, еще раз напомнил Илюшке, чтобы он хорошо учился, и ушел домой.
Оставшись один на один с учителем, Илюшка робко смотрел на его розовое лицо, темно-зеленый военный китель с ярко блестевшими пуговицами, черные сердитые усики. Захотелось вдруг к матери. Владимир Александрович внушал ему непреодолимый страх.
До этого Илюшка бывал в школе единственный раз. Он ходил туда с сестрами на елку. От них слышал, что учитель ставит мальчишек на колени и бьет линейкой.
Сейчас Илья стоял перед учителем, стараясь не показывать страха, мотал школьной сумкой, гремя доской и грифелями.
— Буквы знаешь? — спросил учитель.
— Ага.
— Ну и хорошо. Иди в класс и не трепли свою сумку, — добавил он, затаив усмешку в усах.
Стараясь осторожно ступать своими киргизскими сапогами, Илюха стал подниматься на крыльцо по свежевыкрашенным ступенькам. Из окон слышался неистовый галдеж, мелькали пестрые рубахи и вихрастые головы.
Все четыре отделения размещались в одном большущем классе. Между старшими и младшими отделениями было оставлено широкое свободное пространство, где в несколько шеренг могла выстраиваться вся школа.
Прошло много лет, но первый школьный день ярко и живо запомнился Илье на всю жизнь. Школа была залита солнечным светом. Множество лучиков блестели, переливались на позолоченной ризе священника. Пахло ладаном. Размахивая кадилом, поп отслужил молебен, ученики пропели — кто в лес, кто по дрова — «Достойную» и «Боже, царя храни».
Илюха немножко гордился тем, что уже умеет писать все буквы, но на первом уроке Владимир Александрович заставил рисовать какие-то непонятные крючки, и, к удивлению, это оказалось не так-то легко. Перо сразу же посадило на новенькой тетрадке расплывчатую кляксу — страшную, как черный паук. Выяснилось, что Илья не умеет правильно держать ручку. Он так круто выгибал указательный палец, что тот походил, по мнению учителя, на ружейный курок. Владимир Александрович несколько раз подходил и терпеливо, не повышая голоса, объяснял и показывал, как должен лежать палец на ручке. Без привычки пальцы не слушались. Урок показался длинным, утомительным. Домой Илюха принес заляпанную чернильной кляксой тетрадку с жирными мохнатыми загогулинами. Когда мать открыла тетрадь, сын, чтобы скрыть слезы, отвернулся.