— Ты погляди, какой он у нас молодец! — услышал он восторженный голос матери, обращенный к тетке Аннушке.
— Первейшим грамотеем станет, — откликнулась тетка.
— Плохо! Все равно плохо, — упрямо твердил Илья, хотя ему и приятно было слышать похвалу.
Он искренне переживал свою первую неудачу и удивлялся, почему они расхваливают такую мазню.
— Ну почему плохо? Очень даже хорошо, — вертя перед глазами тетрадку, продолжала мать.
— Ручку не умею держать.
— У-у-у, сынок! Научишься! — с радостным в голосе убеждением воскликнула она и усадила сына за стол. В маленькую глиняную чашку уже была налита куриная лапша. На белом полотенце лежала горка любимых кокурок.
Но Илью это нисколько не радовало. В глазах все еще стояли мохнатые крючки, писать которые, как ему казалось тогда, он не научится никогда на свете.
Первые дни Илья упорно практиковался на крючках, кое-как одолел, а когда перешли на буквы, стало легче. Получил первую пятерку и был рад, как казак первому Георгиевскому кресту. Тайно от всех открывал тетрадку и любовался. Выведенная красными чернилами пятерка стояла гордо, словно востроносая девка с длинной откинутой назад косицей.
9
Ежегодно в самый разгар бабьего лета, когда шелестела под ногами сухая желтая листва, уютно прятались в ней разлапистые грузди, густо краснели на ветках созревшие шиповник и боярышник, когда над головами со свистом пролетали стаи уток, школьники ходили в Тугай. С ружьем на плече, в высоких сапогах учитель Гетманов впервые объяснял, как растут, расцветают, опыляются черемуха, вишня, крушина, почему созревают ягоды. Все это было новым и любопытным.
Однажды во время прогулки школьников захватил в поле такой осенний ливень, что все они продрогли и промокли до нитки.
— Привыкать надо и к воде и к стуже. На то вы и казаки — войско царское, — говорил им учитель. — Вам еще предстоят не такие походы.
— Ты гляди-ка, Анна, башка у него, как утюг, горячая, — встревоженно сказала тетка, когда Илюшка пришел домой.
Илья сильно захворал. Пришлось звать войскового фельдшера Ивана Васильевича Тювильдина.
— Инфлюэнца, — сказал он.
Слова «грипп» тогда и в помине не было. Он дал Илюшке какие-то горькие порошки и велел лежать.
Хворать было очень приятно. Каждый день давали компот, мед, варенье и другие вкусные вещи. Все сочувствовали. Даже Варька ходила тихо, на цыпочках.
— Больше не пойдешь ни в какие походы, — сказала мать.
— Надо привыкать и к мокроте и к стуже, — напомнил он слова учителя.
— Э-э, сыночек мой! Все будет!..
Казачьи школы были откровенно военизированными. С первых же дней детей приучали к хождению строем. Расчет на первые и вторые номера был обычным явлением. На прогулки и в церковь ходили строем, пели военные казачьи песни. Дома и в школе постоянно внушали, что мальчики — слуги царя и отечества. Они должны знать наизусть по имени и отчеству все царское семейство, начиная от царя и кончая великими князьями, княгинями. Изучали историю всех русских царей, войны, которые они вели, и обязательно назубок историю казачьих войск. Этому предмету уделялось особое внимание. Урок примерно шел так:
— Никифоров! — выкликал учитель.
Илья обязан был вскочить и вытянуть руки по швам.
— Отвечай, сколько у нас казачьих войск?
— Семь, — после небольшой запинки говорил Илюшка.
— Назови.
— Оренбургское, Уральское, Донское, Кубанское, Терское, Семиреченское, Забайкальское…
— Глебов!
— Я, господин учитель! — бойко вскакивал и кричал, как оглашенный, Илюшкин сосед Саня Глебов.
— Ты согласен, Глебов, что у нас семь казачьих войск?
— Никак нет!
— Почему?
— Потому что казачьих войск у нас восемь.
— Какое пропустил Никифоров?
— Амурское.
— Верно. Садись, Никифоров, и запомни, что ты пропустил Амурское казачье войско… А ты, Глебов, отвечай, кто сейчас является наказным атаманом нашего Оренбургского казачьего войска?