Маленькие тогда еще не понимали, что значит стоять на коленях и держать руки вытянутыми. Поначалу это кажется совсем нетрудно. Но буквально через минуту руки начинают неметь и непроизвольно падают. Кто не выдерживает, к тому подходит учитель и из-под низа бьет линейкой по рукам. Малыши скисают первыми, начинают пыхтеть и всхлипывать. Но плакс потом дразнят и «клюют» чуть ли не в каждом углу.
Старшие ученики поглядывают на Егорку Шулова. Бывали случаи, что некоторые проделки становились известны учителю. Подозревали, что доносчик Егорка. Его потихоньку отлупили однажды, но он даже не пожаловался. Сейчас, надув мокрые губы, Егорка терпеливо держал руки вытянутыми, перенося эту муку наравне со всеми.
С красными, как мак, щеками учитель медленно ходил перед первыми рядами, свирепо теребя темные усики. Иногда он прибегал к помощи линейки. Если провинившийся начинал выть, разрешал опустить руки, но при этом награждал плаксу оплеухой. Илья не помнит, сколько длилось такое противоборство. Руки и ноги невыносимо болели. Многие уже шмурыгали носами на весь класс, елозили коленками по рубцам черных парт, но виновника не назвали.
11
В школу Илюшка ходил охотно, учился неплохо, но все же каникулы ждал как отраду. Сумка с книжками и тетрадками — с глаз долой — запиралась куда-нибудь в сундук или комод, и только перед началом занятий начинала мучить совесть, что ни разу не заглянул в книжки, не прочитал ни единственной странички из заданного или рекомендованного учителем. На третьем году учебы их класс повел Георгий Артамонович Шаров. Он как-то сразу сумел подобрать к мальчикам тот «золотой ключик», которым открываются юные души. С первых же уроков все полюбили его и прониклись доверием. Шаров сумел повести дело так, что основная часть самых способных учеников как будто «нечаянно» задерживалась после занятий в школе, и они доверительно беседовали о книгах.
— Мне хотелось, чтобы вы как можно больше читали, — говорил Егор Артамонович. — Чтобы книга стала другом вашей жизни.
Ни в школе, ни в самой станице в то время библиотеки не было. Дети читали принесенные учителем книги вслух и обсуждали прочитанное. Первой и, конечно же, самой памятной — после сказок Пушкина — была повесть Гоголя «Тарас Бульба». Жизнь и героика запорожских казаков, потомков славной казачьей вольницы, суровая и яркая любовь к своей отчизне была близкой, кровной. Ребята буквально впитывали прочитанное и готовы были слушать без конца. Частые задержки Илюшки в школе не остались не замеченными дома. Как-то отец нарочно подождал его возле ворот и не очень ласково спросил:
— Где ты болтаешься?
— В школе был.
— Не обманывай. Все ученики давно уже дома.
В станице почти из конца в конец было слышно, как с веселым шумом и смехом двести ребячьих голов, двести пар башмаков и сапог дружно скатывались с крылечек двух школ и шумно растекались по улицам. Обмануть домашних тут было невозможно.
— Говорю, был в школе, — упрямо твердил Илья. — Нас оставлял Егор Артамоныч.
— Без обеда, что ли? Так бы и сказал сразу.
— Не без обеда. Мы читали книжку.
— Читали? — Отец с удивлением поднял голову. — Вы что, не успеваете читать во время уроков?
— А мы читаем не по заданному.
— И какую такую книгу вы читали не по заданному?
— Гоголя. Про Тараса Бульбу.
— А-а! — Глаза отца расширились. — Это был такой казак, богатырь храбрейший, а у него еще двое сынов. — Отец самодовольно разглаживал густые темные усы, стараясь показать, что и он кое-что знает.
Героическая легенда о запорожских казаках передавалась из уст в уста.
— Сыновьев его звали — одного Остапом, другого Андреем, — подтвердил Илюшка, обладая цепкой памятью, и тут же почти дословно пересказал целые страницы.
— Складно. Больно складно. Молодец. — Задумчиво кусая ус, отец подобрел лицом. — Это что же, учитель вам читает, а вы запоминаете?
— Нет. Мы сами читаем.
— Как так сами?
— В черед. Сначала один, потом кто-нибудь другой.
— И ты все можешь наизусть запомнить?
— А то нет!
— Это хорошо, сынок, — вздохнул отец.
Еще бы! Илья часто во сне видел грозного, вислоусого Тараса, богатырского вида Остапа, без стона переносившего муки казни, когда палач ломал ему кости; высокого, стройного Андрея, упавшего после отцовского выстрела, как подкошенный сноп.
— Расскажи-ка, что ты еще запомнил?
Илюшка охотно рассказывал, да так увлеченно, что его трудно было остановить.