В день скачек, когда Илья подъехал к школе, там уже гарцевали до полусотни всадников. Кроме школьных товарищей, Пети Иванова и Саши Глебова, тут были и бывшие ученики — Александр Корсков, Иван и Сергей Полубояровы со своими товарищами. Они составляли особую группу, для которой и приз учрежден другой — пять рублей золотом. Под ними были крупные, породистые кони, большинство рыжей масти. Седла тоже иного образца, отличавшиеся яркими, расписными вальтрапами, нагрудниками с серебряными бляхами, тонкими уздечками, сверкавшими коваными наборами из чистого черненого серебра. Илюшкино седло было с высокой лукой, с потрескавшейся на потнике кожей, пропитанной чистым дегтем. Зато Лысманка с белым, продольным на лбу пятном выделялся непомерной длиной корпуса, поджаростью и сухими, тонкими, в белых чулках ногами. Он был на редкость смышлен, слушался малейшего движения повода, резко брал со старта и без особого труда со стороны всадника останавливался.
Наездническая страсть Ильи была уже хорошо известна, поэтому его и Петю Иванова учитель записал в особую группу на Большой приз. Парни постарше приняли их с насмешками и откровенным презрением.
— Гляди, не забудь валенки из стремян вынуть, когда будешь падать, — сказал Сережа Полубояров. Под ним была рослая кобыла с рыжей закуржавленной шерстью. У нее была широкая мускулистая грудь и хорошо подобранный живот. Видно, что кобылу, недавно взятую из косяка, немало гоняли. Лучшим из всех считался игреневый конь Александра Корскова. Высокий, статный красавец с желтоватой, как пена, гривой, он уже участвовал в скачках и всякий раз приходил первым. Никто не сомневался, что и сегодня он займет первое место. Сидевший на нем Сашка Корсков за эти годы вытянулся и стал еще более надменным и горделивым. Крупный, плечистый, но с неуклюжими тонкими ногами Петя Иванов был добрым артельским парнем и отличным наездником. Илья в свои двенадцать лет все еще был мал ростом, это угнетало его больше всего на свете. К тому же и волосы на уродливой голове росли жесткие как проволока и не поддавались никакому гребню.
— Повиснешь на стремени и будешь лохматой башкой улицу подметать, — тонким, гнусавым голосом дразнил его Сергей, все время без дела задирая голову своей кобыле, грива которой была пышно расчесана, а в одной из косичек заплетена голубая ленточка.
Шмыгая носом, Илюха молчал и гладил варежкой шею лошади, мысленно моля бога, чтобы он помог им с Лысманкой обскакать гундосого Сережку. Прежде чем посадить сына на коня, отец и крестный, Степан Иванов, помолились вместе с ним.
Потом крестный, отдавая Илюшке свою легкую, кистистую плеть, наставлял:
— Смотри, только плетью особо не балуй. Расстояние короткое, а Лысманка твой умница, сам все сделает.
Помогая сесть в седло, отец добавил:
— Не распускай поводья. А плетью можно разок врезать, если обгонять будут. А потом вот что… Не обгонишь всех этих хвастунишек, Лысманки больше не увидишь. Сниму. Будешь с девчонками в кошевке ездить и подбирать из-под чужих хвостов конские ошметки…
От его слов Илью бросило в жар. Он знал, что отец в случае проигрыша выполнит свою угрозу.
Перед тем как участников скачек поставить в общий строй перед школой, к Илье неожиданно подошел младший писарь Алексей Амирханов.
— Придешь первым, получишь от меня полтинник, — сказал он.
Алеше Амирханову было тогда 18 лет. Отец его, Николай Алексеевич, казак богатырского роста и поразительной широты в плечах, всю жизнь был писарем. Писарем в поселковое управление устроил он после окончания школы и своего сына. Жена Николая Алексеевича, Прасковья Григорьевна, заведовала женской школой. Николай Алексеевич был дружен с Илюшкиным отцом. В молодости они когда-то вместе проходили лагерную службу.
Пожелание Алеши обогнать других и прийти первым ободрило Илюшку. С чувством приятного волнения он повел коня к старту сначала маховой рысью, а потом, как учил отец, еще раз прогрел легким, сдержанным галопом. Скакать в казачьем седле на мягкой кожаной подушке было необыкновенно хорошо и удобно.
Наконец участников скачек выстроил веселый рыжеусый казак Гаврила Епанешников. Он должен был вывести их на Красную полянку, расположенную возле кладбища. Оттуда версты полторы, а может и чуть побольше, надо было скакать по прямой до церковной площади и финишировать против школьного крыльца.
Плечистый, в голубой, касторового сукна теплушке, опоясанный тонким наборным ремешком, в косматой, заломленной на затылок папахе, Гаврила с бородатым, багровым от медовухи лицом возвышался на гнедом коне и бранил мальчишек, что не умели держать строй.