— Не табунись, сосунки! Повода держи, повода! А вы, куроеды, — обращаясь к парням постарше, кричал он, — скоро в лагерь пойдете, а конем владеть не умеете! Р а в н я й с ь!
Куда там равняться! Почуяв скачку, кони разгоряченно взбодрились и не стояли на месте. Одни наездники выскакивали вперед раньше команды, другие, путаясь в поводьях, считали хвосты.
Поскакали чуть ли не после пятого или шестого заезда. Сильным прыжком Лысманка сразу же вырвался вперед и повел всю группу. Илья оглянулся. Вытянув длинную шею, за ним на два корпуса сзади скакала кобыла Сережки Полубоярова, но ее вскоре обогнал конь Александра Корскова. Пустив в ход нагайку, он пытался догнать и обойти Лысманку, но так и не сумел.
Выиграв особый приз, Илья принял участие в скачках на приз сочинений господина Карамзина. Полубояров и Корсков в этой скачке не участвовали. Приз считали пустячным, а компанию мелкой. Илья и тут одержал победу легко и не без гордости опустил в карман полтинник Алеши Амирханова.
Самолюбивый и вспыльчивый Александр Корсков не мог сразу смириться, что его обогнал «сосунок». Когда крики и суматоха с вручением призов затихли, он подъехал к Илье и хмуро проговорил:
— Твой конь-то и не запотел даже.
Илюшку всего распирало от радости. Он не знал, что и сказать в ответ. Только гладил вынутой из варежки рукой теплую конскую шею.
— Его конь берет тем, что прыгает с места, как кошка, — сказал подъехавший Сережка Полубояров. — А вот если взять да пустить на даль — сдохнет.
— Давай попробуем? — предложил Санька.
В Илюху уже вселился бес победителя. Верхом на коне он чувствовал себя взрослым, ровней им. Делая вид, что проминают коней, не желая привлекать внимание, тихим шагом они горделиво проехали вдоль большой улицы, уступая дорогу кошевкам и санкам с детворой. Скакать решили на Татарской поляне. Так назывался выгон, расположенный за Татарским курмышом, — ровная, верст на пять грива, круто срезанная берегом Урала. Поляна казалась далекой. Радужно искрился на солнце чистый снежок. От легкого ветерка на гладко укатанной дороге шевелились клочки сена, изредка маячили желтые будыли лошадиной кислятки.
Наездников было четверо. Корскова сопровождал Сережка Полубояров, Илью — Петя Иванов. Дорога шла в направлении кузницы — по ней и пустили во весь мах. Рыжая полубояровская кобыла, не выезженная толком, оказалась «сырой», как говорили опытные в этом деле казаки; на третьей примерно версте она пустила мыло и отвалилась. Скоро отстал и Корсков. Дав коням отдохнуть, пытались скакать еще два раза. Лысманка даже и близко не подпускал.
Эта масленица была настоящим праздником. А к пасхе отец заказал сапожнику Петру Федорову для Илюхи первые в жизни платовские сапоги…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Дети всегда очень чутки к беспокойству домашних. Как-то осенним вечером у Никифоровых собралась отцовская родня, и начались охи да вздохи.
— Сын на отца, брат на брата пошли с ружьями, — сказала тетка Маша.
— Весь Петербург встал на дыбы. Казачество напрочь будет лишено своих прав и земли. Довоевались, так твою, — ворчал зять Захар Корсков.
В школе учитель объяснил, что в Петрограде произошла революция и установлена новая власть. Слетел со своей должности и атаман станицы вахмистр Турков. Вместо него был избран вернувшийся из лазарета казак Алексей Глебов — дядя Саньки Глебова. На здании станичного управления появилась вывеска: «РЕВКОМ». Секретарем этого ревкома стал Алеша Амирханов.
Зимой 1918 года с фронта большими группами стали возвращаться казаки. Вернулся и Михаил на худом, как скелет, Мухорке. Он привез тайком тяжелый артиллерийский наган. Впервые в жизни Илья с трепетом взял в руки наган и не хотел с ним расставаться. К Михаилу и Мухорке относился теперь с глубоким почтением, завидовал, что им пришлось побывать на войне, увидеть многие города со звучными таинственными названиями — Минск, Пинск, Ковно, Ровно, Августов. Как тут не позавидовать!
С возвращением брата в доме чаще стали произносить разные незнакомые словечки: большевики, меньшевики, буржуи, казачьи депутаты, школа прапорщиков, из которой на скорую руку выходили офицеры. Офицером бы стать Илюхе, только говорят, что с офицеров-то теперь погоны содрали… В башке полная кутерьма.
С осени в школе тоже все пошло вверх тормашками: начали учиться вместе с девчонками. Мужскую школу пришлось закрыть. Всех разместили в женской — она была светлее и чище. Появились новые названия: вместо отделений — классы. Теперь запрещалось ставить учеников на колени, а тем более лупить линейкой. Вместе с буквой «ять» был отменен и «закон божий».