Новые порядки не всем пришлись по душе. Школы опустели почти наполовину. Казаки запретили своим детям ходить учиться. А староверы в противовес новой открыли свою «тайную школу», где властвовал поп Парфен Полубояров.
Старший класс, где учился Илья, и первый младший вела сама Прасковья Григорьевна Амирханова. У нее был властный и зычный голос. Несмотря на внешнюю строгость, она была доброй и отзывчивой. Дети быстро сумели приноровиться к ее характеру. Если Прасковью Григорьевну ученики выводили из терпения, она могла гневно крикнуть:
— Аслы! Встать!
С удивленными лицами мальчишки сидели за партами, как истуканы.
— Я каму гаварю!
Привыкшие «окать» и «чокать», умиляясь ее «господским», как считали, произношением, школьники дружно отвечали:
— Ослам!
— А кто же вы, как не аслы?
— Ученики четвертого класса Петровской начальной школы!
— Вы не ученики, а разбойники! Если вы еще раз устроите мне в школе мамаево побоище и будете обижать девочек, я велю стащить с вас валенки и выгоню босиком на мороз!
— Ой! Замерзнем же!
— Туда и дорога! Разве можно бегать по партам и хватать девчонок за косички? Вы действуете как самая необузданная арда! Кто такие девочки? Это ваши будущие невесты…
— Хи-хи! Ха-ха!
— Не хихикайте, кретины! Да, невесты, будущие матери ваших детей! Посмотрите, какие в вашем классе красавицы! — кивая на девчонок, продолжала Прасковья Григорьевна.
Мальчишки оглядывались и как будто впервые видели своих румяных, круглощеких подружек. (Все учились в одном общем зале, но сидели раздельно.) Чинно опустив приглаженные головки с разноцветными ленточками в косичках, они уютно кутались в пуховые платки.
Вот тут-то Илюшка и разглядел Машу Ганчину. Белое, чистое лицо и тихие, глубокие, с небесной голубинкой, доверчивые глаза поразили его. До этого бегала девчоночка в беленькой кофточке, со светлыми, прыгающими на плечах косичками, а теперь…
Первые дни он ходил как лунатик и, казалось, спал на ходу, забывая про еду и уроки. Дивясь сумрачной, неправдоподобной задумчивости, домашние ругали его, старались уличить в притворстве. Никому не приходило в голову узнать, что творится в его застигнутой врасплох еще детской душе.
Начались первые, самые милые «грезы», навеянные тихой грустью девичьих глаз, нежностью белого лица и, конечно, романтическими историями из прочитанных книг.
Илюшка на уроках был задумчив, рассеян. Это не ускользнуло от внимания учительницы. В одну из перемен она попыталась поговорить с ним. Но тайна ученика была заперта на много прочных замочков…
Заметив Илюшкину тягу к книгам, Прасковья Григорьевна однажды пригласила его к себе домой. Очутившись в прихожей, он встал у порога, не зная, куда девать шапку.
Улыбнувшись, Алексей Николаевич взял ее и повесил на гвоздь.
— Ты, Алеша, займись этим дикарем и покажи ему нашу библиотеку. В школьной он берет все без разбора. Даже Мельникова-Печерского читал. Подбери ему что-нибудь подходящее.
Алексей Николаевич провел Илью в комнату, заставленную книжными шкафами. Такого количества книг Илья еще не видел.
— Читать надо как можно больше, но с разбором, — сказал Алексей Николаевич. — В мире столько написано интересных книг, не прочтешь и тысячной доли. Есть книги, читать которые вовсе не обязательно. Будем, брат, приучаться к порядку. Начнем с Пушкина.
— Пушкина я помню наизусть, — похвалился Илья.
— Расскажи, что ты помнишь?
Он прочитал отрывки из сказок «О царе Салтане», «Рыбаке и рыбке». На этом его познания о сочинениях Пушкина исчерпались.
— Небогато. А тебе не приходилось читать «Капитанскую дочку» или «Дубровского»?
— Нет. Я даже ничего не слыхал о них.
— Вот видишь! Прочитаешь и расскажешь мне. — Алексей Николаевич дал ему аккуратно обернутую книжку. Он всегда говорил коротко, отрывисто. — Про Фленушку рано тебе читать.
— А как же в учебнике Баранова напечатано из Мельникова, как на Потапа Максимовича напали волки?
— Ну это же про волков… Мало ли у Баранова всякой ерунды…
Вот тебе раз! К учебнику Баранова Илья относился, как к святыне, а тут его хулят. Хотелось спросить — почему, да постеснялся. Вечером, когда гнал на водопой скотину, спросил об этом у Ваньки Серебрякова.
— А теперь все учебники пойдут на цигарки, — ответил Ванька.