…Сходка проходила бурно. Истошно горланя во все глотки, казаки вскакивали с мест, хватали друг дружку за грудки так крепко, что летели оторванные крючки, пуговицы, трещали рукава чекменей, теплушек, полушубков.
Полубояровы, Фроловы, Дементьевы, Шуваловы и прочие зажиточные казаки из Большого курмыша, торговцы, прасолы из Татарского сумели посеять недоверие к действиям ревкома, запугивали петровцев тем, что в Тургайские степи ушел с войском генерал Белов. Увел с собой часть офицеров и юнкеров сподвижник Дутова, полковник Вяткин, на границе Оренбургского края сосредоточил белогвардейские части адмирал Колчак, формирует батальоны смерти полковник Каппель, у моря высаживаются союзные армии англичан и французов с невиданными, ползущими, как черепахи, бронированными танками. Фамилии генералов, новое название вооружения завораживали психику старых казаков. На сходку явились даже те седобородые деды, которые редко слезали зимой с печки. Они так орали и стучали сучкастыми батогами, что молодые фронтовики вынуждены были помалкивать. А верховоды продолжали угрожать, что расправа над атаманом Дутовым черным пятном ляжет не только на станицу, но и на все казачество и возмездие будет самым жестоким и беспощадным.
Большинством голосов сход вынес постановление: отпустить атамана Дутова и его приспешников на все четыре стороны, не подозревая, какой дорогой ценой придется заплатить за это.
Сразу же со сходки исчезли братья Полубояровы, Дементьевы, Шуваловы. Сославшись на решение схода, угрожая ручным пулеметом и гранатами, они сняли караулы, а обрадовавшимся уральцам помогли запрячь лошадей и посоветовали Дутову: не дожидаться утра, а этой же ночью покинуть станицу, зная, что ревкомовцы вопреки постановлению схода могут принять иные меры.
— Выпустили хищника из клетки! — узнав о бегстве Дутова и его свиты, сказал Николай Алексеевич. — Попомните мое слово: теперь война закипит еще жарче, потемнеет Урал от кровушки.
Вещими оказались слова бывалого казака. Много потом атаман Дутов пролил крови русских, татар, башкир, казахов.
Послушать, о чем казаки галдели на сходке, Илюшке так и не удалось. Даже Саньку Глебова, который был у ревкомовцев за посыльного, дежурный с болтавшейся на боку шашкой выставил за дверь.
— Мал еще, мал, — запирая за ним дверь, сказал казак.
Войдя на кухню, Илюха залез на печку, усердно потирая озябшие руки, стал размышлять над происходившими в станице событиями.
Вечером, когда сноха Настя варила лапшу с бараниной, пришел наконец Михаил.
— Ты куда полез, куда? — услышал Илюшка надрывный Настин голос.
— Не я же один… — оправдывался Михаил. — Фронтовики пошли, мои товарищи.
— Тоже придумали, такую шишку, атамана наказного… Да вы что, белены объелись?!
— А ты знаешь, сколько он в Оренбурге крови пролил?
— Господи, когда все это кончится?
— А черт его знает!
— Ты хоть бога-то не хули. Что порешили с атаманом?
— Крику было… одни орут отправить назад, сдать губревкому, а другие против.
— Кто же на сходке-то всех больше куражился? — допытывалась Настя.
— Бородачи.
— А наш?
— Ругал меня, что я ходил атамана брать…
— Тебе больше всех надо… Про детишек забыл…
— Не хнычь! Отпустили же!
— Он вернется и попомнит вам…
Со двора вошел отец, сумрачный, недовольный. Оторопь брала при таком его сердитом виде. Илья подальше отодвинулся за трубу и прилег головой на чьи-то пимы, не видел, но чувствовал, как отец сует варежки в печурку и разматывает кушак.
— Ну што, ерой, перед женой, поди, хвалишься? — спросил отец.
— А чем хвалиться?
— Царя не надо, атаманов тоже в каталажку, а правит пусть Алешка Глебов с Мавлюмкой.
— Ничего, живем же без царя… А Глебов еще получше Туркова. Свой казак и сходки ведет без разных церемоньев…
— Вот вы и удумали своими башками наказного атамана арестовать… Он еще вам покажет кузькину мать…
— Понятно, покажет, раз улепетнуть дали…
Спор бы, наверное, разгорелся и дальше, если бы не пришла мать.
— Опять сцепились? В могилу загоните. Минька, живо беги и наколи дровец сухоньких. Не видишь, чем жена твоя горнушку растапливает? Не дрова, а сырье одно… А ты, отец, ступай и отруби мне мяса на завтра. Ради бога, прошу, перестаньте баталиться. И так уж не жизнь пошла, а разброд какой-то…
Михаил встал и начал искать под лавкой топор. Отец покряхтел маленько и тоже потянул с вешалки полушубок.
— А ты что на печи жаришься? — обращаясь к Илюшке, спросила мать.