Положив перед собой список умерших за зиму односельчан, Илюшка по указанию Алеши записывал фамилии покойников в толстую книгу с загадочным названием «АКТЫ ГРАЖДАНСКОГО СОСТОЯНИЯ». Записал он туда и свою любимую тетку Аннушку, и отца Алексея Амирханова — Николая Алексеевича.
Вечерами Алексей все чаще брал с собой в исполком Илюшку и учил, как нужно вести делопроизводство. Илюшка старался все запомнить и усвоить. Кроме регистрации поступающих бумаг — чему всегда учат в первую голову, — он научился вести протоколы заседаний, выписывать окладные листы по налогам, составлять разные нехитрые бумаги и справки.
— Учись, Илюша, учись. Придет время, меня сменишь, — говорил Алеша.
— Ну что вы, Алексей Николаевич…
— А почему бы и нет? Поедешь учиться. А главное, больше читай. Заведи тетрадку, записывай туда все, что прочитал, о чем книга, что больше всего понравилось.
Однажды январской ночью Алексей прислал за Ильей исполкомовского сторожа.
— Скорея иди. Заболел Олексей Миколаич, — сказал сторож.
Застегивая на ходу полушубок, Илюшка выбежал на улицу. Мороз стоял лютый.
Алексея Николаевича он застал в постели. Он полулежал на подушках и гулко кашлял в платок, зажатый в костистый кулак.
— Ленин умер, — сказал Алексей. Глаза его блестели сухо и жарко.
— Что же теперь будет? — испуганно спросил Илья, мысленно дивясь тому, что не может представить Ленина неживым.
Илья вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха и к горлу подкатывается горький ком. Они посмотрели друг на друга и без слов поняли, что думают сейчас об одном и том же — о беспощадности и неумолимости смерти.
— Покурить бы, — сказал Алеша.
— Вам же, Алексей Николаевич, нельзя.
— Мне скоро, пожалуй, все будет можно… Ты, гляди, не проговорись моим домашним… Знают только фельдшер Тювильдин да ты, мой дружок. А как, наверное, не хотелось Владимиру Ильичу уходить из нашего нового, прекрасного мира? Сколько он не успел еще сделать! Теперь вы, молодые, должны довести его дело до конца. А чтобы лучше понять все, что у нас происходит, надо изучать труды Владимира Ильича Ленина. У него ты всегда найдешь ответ на любой самый сложный вопрос.
Алексей видел, как Илья тянулся к знаниям, но осмыслить все ему было трудно и сложно — не хватало образования. И он старался оказать ему посильную помощь. Алексей часто приглашал Илью к себе домой. Они наскоро ужинали и садились за книги. Желание знать больше у Алексея с Ильей было взаимным и фанатичным.
Работы Ленина читали вслух. Илья часто спотыкался на непонятных словах, делал неправильные ударения. Алексей терпеливо поправлял его, заставлял рассказывать прочитанное, объяснял непонятные места. По его совету Илюша вел конспекты прочитанных работ.
Все лучше и глубже он понимал окружающее.
— Труды Владимира Ильича надо знать. Только тогда из тебя выйдет хороший советский работник, — говорил ему Алексей Амирханов.
Илюша любил Алексея. От него исходило то самое человеческое тепло, которого со смертью матери так не хватало. Да и петровцы, за исключением богатой казачьей верхушки, уважали секретаря волисполкома. Многие, кто остался в живых, были обязаны ему — единственному в станице молодому коммунисту. Еще до распутья он добился в уезде, чтобы в Петровскую завезли пшеницу на семена, просо и кукурузу для голодающих.
После гибельных суховейных лет на уральскую степь хлынули, словно по заказу, обильные дожди. Поднялись хлеба в человеческий рост. На улицах запахло свежеиспеченным хлебом. На поправку пошли казачьи дворы. Замычали за обновленными плетнями коровы, заблеяли овцы.
Сразу же после первого урожайного года зять Степан где-то закупил по дешевке телят. Не прошло и трех лет, как эти бычки превратились в крупных волов.
Ни к чему не лежала душа лишь у Илюшкиного отца. Старший, Михаил, отделился еще до голодных лет, а младший, Илья, в исполком ходит да в комсомольскую ячейку. Все чаще Иван Никифорович жаловался зятю Степану на Илью:
— Хворает Алешка. Видел я на собрании, как он кашлял в платочек… Илья за лекарствами для него аж в самый уезд гонял. Хороший Алексей парень, и с отцом его мы жили душа в душу, а вот сына он у меня отнял, от бога отлучил. В хозяйстве работает через пень-колоду, больше за книжками просиживает. Говорит, что жалованье ему назначили двадцать рублей. Сапоги себе справил, френч по моде, гармонь купил. Безграмотных буквам учить вздумал с Федькой Петровым. Тоже мне безусые учителя выискались. А в станичной сборной, что ни день, то пляски под гармонь. Опять комедии начали разыгрывать. До работы ли тут, до назьму ли в хлеве?