— Стало быть, платки отберем и передадим в пуховязальную артель, — сказал Илья.
— А гайки нам за это не накрутят? Может, штрафануть как следоват, — предложил Горшочков. Уж очень не хотелось идти с понятыми в полубояровский дом, вязаться с их дружками, да и торговца председатель знал как облупленного. Из казаков был платошник.
— У тебя закон, постановление в папке, — сказал Илья.
— Закон законом…
— Ты что же, Николай Матвеевич, по разным законам жить хочешь? — Илья уже загорелся предстоящей акцией и решил не упускать случая, тем более что связан он был с полубояровский кланом.
— По двум ли, трем ли… Я еще и одного-то хорошенько не знаю… Сумнительно… взять да и сразу распотрошить, забрать. Что о нас в станице говорить начнут?
— Мы же не даром берем. Заплатим. А хорошо, Николай Матвеевич, о нас после скажут… — ответил Илья и послал Аннушку за Федей Петровым.
— Не знаю, не знаю… Дело непривычное. Надо хоть понятых взять кого посурьезней, чтобы все по форме было…
— Федя Петров сейчас придет, а вторым…
— Кто вторым? — поспешно спросил Горшочков.
— А вторым будет Аннушка.
— Нюшка? — Председатель даже вскочил.
— Послушай, Николай Матвеевич, как зовут твою жену? — спросил Илья.
— Ну, Лизавета!
— А ты сам как ее зовешь?
— Что ты меня потрошишь?
— Лизкой, поди, не называешь?
— Это уж как придется…
— И она тебе не Нюшка. Анна — мать, сына имеет. А в слове «мать», знаешь, какая заложена сила?
— Ну пошел теперь агитацию разводить. Назначай, назначай!
— А почему бы и нет? Она член правления. За нее большинство кустарок проголосовали. В платках разбирается не хуже любого спеца. Кого же нам звать? Уж не Пелагею ли Малахову?
Вернулась Аннушка, а с нею и Федя Петров.
— Ну что порешили, заговорщики? — улыбаясь, спросил Федя. Он был в длинном кожаном пальто желтого цвета, пошитом из кож местной выделки.
— Тебя Нюра ввела в курс? — спросил Илья.
— Доложила в полном объеме. — Федя добродушно и весело засмеялся. — Мало того, еще какой-то секрет в запасе оставила. Это, говорит, только для Илюшки… Я уж не стал допытываться… С новосельем тебя.
— Спасибо.
— Ладно, на пельмени позовешь потом, а сейчас, выходит, начинаем действовать? Давно я ждал такого случая. А то некоторые наши члены товарищества держат платки в сундуках. Ждут Маркела Спиридонова аль Евграшку Дементьева. Кажется, он пожаловал?
— Он, — кивнул Горшочков.
— А кто понятые? — спросил Федя.
— Ты и Нюра.
— Аннушку правильно! Женский наш актив!
— А ты знаешь, куда он ее метит? — спросил Горшочков.
— Куда? — Федя продолжал улыбаться. Он был смешливым, словоохотливым парнем. Кустарки любили его за это.
— На твое место…
— А что? Аннушка и тут потянет, да еще если подучить маленько… Так пошли! Где Илья?
— Одевается, — выходя из горницы, ответила Аннушка. На ней были высокие желтые ботинки, привезенные Мавлюмом чуть ли не из самой Варшавы, новая коричневая юбка, ярко-лиловая, с вздутыми рукавами кофточка, а на затылке наверчена крупно заплетенная коса. Аннушка была радехонька и счастлива, что затеяла всю эту заваруху.
— Давай живее! — войдя в горницу, подгонял Федя Илью. Ему тоже не терпелось вступить в схватку.
— Я готов. — Илюшка надел свой единственный из синего сукна френч с накладными карманами. В один, правый, сунул наган.
— Все-таки решил взять? — спросил Федя.
— Мало ли что… В самое логово идем.
— Это верно. Ты только не задирайся и не выходи из себя. Понял?
— Как не понять. Как вспоминаю об этой бирючьей норе, коленки начинают дрожать…
— Так, может, тебе не ходить? Мы и одни. Я справлюсь и без пушки…
— Нет, пойду, Федя. В глаза хочу бирючкам поглядеть…
Пузатые, приземистые дома станицы успели за утро обсохнуть и сыто, миротворно пригреться на солнце. Небо было прозрачным и чистым, как большое голубое стекло, которое спозаранку протерли тряпицей.
— Торговца ты знаешь. Дементьев из Озерной. У отца в Оренбурге несколько мануфактурных лавок. Помнишь, когда мы с тобой работали в ярмарочном комитете, он у нас патент выписывал? Еще пятерку на углу стола «забыл». Я его тогда шуганул…
— Все помню, — кивнул Илья и поправил концы обмотанного вокруг шеи желтого башлыка.
В доме Полубояровых Илья был единственный раз, когда уводили с матерью Мухорку. Он пытался представить себе, с какой ехидной высокомерностью встретит их Сережка, его братья, а особенно снохи. Не ждут, наверное, такого визита.