— Значит, это, тетя Нюра, неправда? — пытала Га-линка.
— Да не крутись ты! Как можно, доченька! Я старше Илюшки, и сын у меня есть, Колюшка. Как можно!
— А говорят…
— Кто говорит, кто? — Гребень выскользнул из ее рук и упал на пол. Аннушка нагнулась за ним и поправила половичок.
— Тетка Палаша сказала…
— Выдумала она.
— Значит, врет Малачиха?
— Еще как!
— Ну и ладно, ну и пускай, — обрадовалась Галинка. — А как Илюшка хорошо на гармони играет! Мне бы выучиться!
— Выучишься! — Аннушка и не подозревала, какой близкой была эта Галинкина мечта.
— А ишо я на фершала выучусь. Сама стала бы Илюшку лечить, повязку переменивала бы каждый день.
— Хорошо и на фельдшера.
Тепло ребенка передавалось Аннушке. Сердце ее сжималось от радости, на глаза навертывались слезы. Дала бы им волю, да как расплачешься на глазах у ребенка, только спугнешь эту веселую, мечтательную детскую минутку.
— Подсохла твоя головка. Теперь и обедать можно! — Аннушка вытащила из печки чугунок со щами, пшенную кашу, сваренную пополам со сладкой тыквой, которую очень любила Галинка.
— Ешь, фельдшерица, ешь, касатка!
— Прямо уж!.. — На секунду Галинка перестала есть, поглядывая на Аннушку с пытливым ребячьим прищуром, вдруг бросила на стол ложку, скрестила руки на животике и звонко, заливисто засмеялась.
— А ты почаще ко мне приходи, Галочка, — провожая девочку до калитки, сказала Аннушка.
— Приду! Обязательно приду! — Галинка побежала в больших, не по росту, валенках.
«Шерсти нащиплю и отдам скатать для нее валенки», — подумала про себя Аннушка.
Аннушка постояла немного на улице. В воздухе кружилась ленивая снежная карусель. Мальчишки в ушастых шапчонках старательно катили первый снежный ком.
Подошел почтальон Ванюшка Степанов и отдал для Илюшки газеты.
— А я письмо жду, Ванюша!
— Нету. Матерям всю жись суждено ждать, — ответил Ванюшка и, скрипя кожаной сумкой, пошел дальше.
Илья как селькор бесплатно получал оренбургскую газету «Смычка» и «Орские известия». Кроме того, выписывал «Правду», «Комсомолку», «Крестьянскую газету» и журналы «Резец» и «Вокруг света». В качестве приложений ему присылали удивительные для того времени книги — такие, как «Знаменитый Кудеяр», «Спартак», «Гарибальди». По вечерам он читал их вслух Аннушке, а когда ему было некогда, она сама дочитывала, да так втянулась, что уйму керосина жгла. Приучил ее Илюшка и газеты читать. Сегодня она успела лишь полистать журнал, картинки посмотрела, тут Илюшка обедать пришел. Пока он ел, Аннушка про Галинку ему рассказывала — какая она смышленая да ласковая. Про новые валенки, что скатать собиралась ей. Под конец обеда и про соленый арбуз вспомнила.
— Бабка Аксинья тебе гостинец прислала, арбуз соленый.
— Это с какой стати?
— За дровишки…
— Вот удумала! Скажут, что поборами занимаюсь…
Поговорить не успели. Кто-то шумно ввалился в сени и распахнул кухонную дверь. Не перешагнув порога, Федя, как флагом, размахивал газетой. Широкое лицо его расплылось в улыбке.
— Илья, пляши! — Вбежав в комнату, Федя лихо прошелся вприсядку так, что от калош полетели ошметки снега.
— Калоши-то хоть сними, чертушка! — крикнула Аннушка. — Чо притащил?
— Судьбу ему притащил, судьбу! — Федя подскочил к Илье и нахлобучил ему на голову свою коричневую, с красным верхом кубанку, привезенную из кавалерийского эскадрона. Повернулся к Аннушке и зажал ладонями ее лицо.
— Сбесился совсем! — Аннушка пыталась увернуться, но Федя все-таки расцеловал ее в обе щеки.
— Ой, и правда бес окаянный! — защищалась Аннушка.
— Это наш Илюха, бес, староверам на самую хребетину залез! Ты слушай, Анюта, что он тут распахал, слушай! — Федя развернул газету и бойко прочитал Илюхину статью.
Илья сидел за столом и растерянно улыбался. Он и не подозревал, что так внушительно могут прозвучать на страницах газеты самые простые, будничные слова.
Счастливый день подарила ему сегодня жизнь. Илья вскочил, одной рукой обнял Федю, другой Аннушку, расцеловал их, не в силах сказать ни слова, — в горле першило…
— Что же теперь будет? — спросила Аннушка.
— Что будет? — сказал Федя. — Сережку Полубоярова и всех ихних прихлебателей из кооператива турнем. Вот что!