— А когда это случится и как?
Федя и Илья поглядели друг на друга. Что они могли ответить?
— Ну протащили их, продернули, как через узкий хомут… А дальше чо? Отряхнутся — и опять нас снова запрягут, да? — настойчиво спрашивала Аннушка.
— Тебе, Илья, надо наметом завтра же в район, в волком партии, к Ефиму Павловичу! — проговорил Федя.
— Правильно, Федя! Еду. Завтра же! — решительно ответил Илья. — Только весь вопрос: на чем ехать, санного пути еще не натерли?
— А мой саврасый на что? — сказал Федя, и улыбка осветила его веселое, возбужденное лицо.
4
Тихо было до самого полудня, а как стемнело, налетел ветер, разогнал порхающие в сумерках снежинки, закрутил, погнал их к подворотням и начал озорно в ставни насвистывать. Тут и мороз пошел вместе с ним гулять по степи, хватать за носы припозднившихся путников, лез к ним под шубы, если они были плохо подпоясаны.
Конь шел по кочковатой дороге усталым шагом, ноги его заметала поземка. Телеграфные провода пели, словно на гуслях играли. Хорошо зная повадки коня, Ефим Павлович нечасто шевелил поводьями. А умный конь, чувствуя на себе опытного всадника, сам выбирал тропу и не мешал хозяину думать. Время настало тревожное. Надо было быстро всему учиться, еще быстрее разбираться в крестьянских и партийных делах. В глухой темноте уральских станиц, горных поселков все чаще раздавались гулкие выстрелы из обрезов. Ефим Павлович ехал в Петровскую по письму Илюшки и вез жалобу на петровских комсомольцев.
…Еще с вечера Аннушка завернула в газету полотенце, зубную щетку, мыло, отдельно хлеб и две сухие рыбины. Утром Илюшка должен был выехать в район. А сейчас они сидели в горнице возле помигивающей лампы; Аннушка чинила старую шубейку, доставшуюся от матери, а Илья расположился по другую сторону стола и читал вслух:
— Постой, Илюшка! — Аннушка отложила шубейку.
— Ты чего? — спросил Илья.
— Про тебя стишок, вот те бог!
— Ну что ты выдумала…
— Про твой характер!
— Да будет тебе! — не без досады проговорил Илья, хотя сам нередко сравнивал себя с героями прочитанных книг.
— Нет, нет, точно! Кто сложил такие?
— Аполлон Майков.
— Ведь так сочинил, что как будто всю жизнь в щелочку за тобой подглядывал… И слова-то вроде не шибко красивые, а понятные.
Илья стал рассказывать Аннушке о поэте Майкове, о его стихах, широко распространенных в России.
— Вот уедешь ты от нас, зачахнем мы тут, — вздохнула Аннушка.
— Пока никуда не уеду.
— Правда?
— Завтра в район…
— Так это ненадолго… — Аннушка вздохнула.
В горнице было хорошо натоплено, а за окнами свирепствовал снежный буран. Вдруг в окно кто-то сильно постучал, послышался знакомый голос:
— Хозяюшка!
— Слышь, Нюра?
— Слышу. Кто это там?
— Это Ефим Павлович! — Илья вскочил и побежал открывать.
— Вот тебе на! Такой гость!.. А у меня, как у цыганки Мотьки в кибитке… — Аннушка скатала шубенку трубочкой, старые валенки запихнула ногой под лавку, схватила с лежанки новые чесанки, надела, да так и выскочила к гостю с овчиной в руках.
— Хозяюшке мое почтение! Прощения прошу за такое неожиданное вторжение. — Бабич снял шапку, вытер платком заиндевевшие усы. — Догадливая у тебя, Никифоров, хозяйка, тулупчик озябшему путнику приготовила. — Бабич улыбчиво поглядел на смущенную Аннушку.
— Какой там, товарищ Бабич, тулупчик! Старенькая, престаренькая овчина от моей мамы осталася. Проходите. Милости просим! — Бросив шубейку на лавку, Аннушка кинулась помочь гостю снять шинель.
— С этим я сам справлюсь. А вот от стакана чаю не откажусь. Сейчас это будет в самый раз.
— Сейчас! Я мигом! — Аннушка схватила в одну руку самовар за ушко, в другую Илюшкин сапог для раздувки и выскочила в сени воду наливать.
Повесив шинель, Бабич остался в защитной гимнастерке, перехваченной военным ремнем, причесал седеющие на висках волосы, потер обмороженную половинку уха и подошел к печке. Он озяб и проголодался.
— Был в Елшанской, а оттуда к вам, — сказал Бабич.
— А я собрался ехать завтра, — проговорил Илья.
— Получил твое письмо и не очень удивился, что на тебя напали… Есть случаи куда пострашнее. И скот падает от ящура, и немолоченый хлеб горит у артельщиков. Ну да ладно. Что сам расскажешь?