— Ножом резать рыбу не полагается, — заметила пожилая.
Илья сконфуженно положил нож рядом с тарелкой.
— А вы не смущайтесь! Это так принято… А в общем ешьте, как вам удобно… Как вас зовут? — по-птичьи склевывая вилкой крошки со своей тарелки, спросила очкастая.
— Меня? Алексеем, — неожиданно для самого себя ответил он. Ему не хотелось называть свое настоящее имя. Не нравились ему люди, которые начинали знакомство с нравоучений.
— Спасибо, Алеша. Меня зовут Аполлинария Христиановна. — Дама в очках церемонно поклонилась.
Подражая ей, Илья тоже медленно склонил голову, не зная, что ему делать с рыбой.
— Такую толстущую шкуру и ножом не урежешь, — кромсая рыбу как попало, подала голос другая соседка.
Илья не мог не оценить ее поступка. Она протягивала ему руку помощи…
— Вы тоже педагог? — спросила Аполлинария Христиановна у девушки в белом свитере и снисходительно улыбнулась.
— Ага! Еще только первый годик! — нанизывая на вилку куски рыбы, охотно и весело ответила та.
— Ведете начальный класс?
— Угадали! Такие чудесные ребятишки! Уезжать от них не хотелось! — Видно было, что молодая учительница проста, общительна, и эта откровенная восторженность шла к ней.
— Наверное, вы очень любите своих чудесных малышей.
— Очень!
— И тоже учите их таким словам, как «толстущий», «урежешь»?
Девушка вспыхнула.
— Меня, между прочим, зовут Ольгой, — немного подумав, ответила она. — А насчет…
— А насчет «урежешь» есть еще слово «разрежешь», — пощипывая желтоватое рыбье мясо, проговорила Аполлинария.
— А я еще вместе с ними и сама учусь, Аполлинария Христиановна.
— Это похвально, — улыбнулась старая учительница. — Где вы родились, милая?
— Далеко! В самом тьмутараканьем царстве!
— Где же находится это ваше царство? А словечки ваши все-таки… в школе… — Аполлинария зажала ладонями свои локотки.
— Словечки обросли нашим уральским дремучим мохом. Никак не могу от них избавиться, хоть урезайте меня на мелкие долечки, как эту рыбу…
— Русский язык так богат, щедр на пословицы, сказки и присказки… Надо его знать!
— Ой, как надо! Больно рада познакомиться с вами. Жалко, что через три дня уезжаю. Честно признаюсь, я ведь после техникума мало чему другому научена. А вы, наверно, еще в гимназии учились? И греческий и латынь проходили?
— И в гимназии училась, и педагогический институт при Советской власти окончила, — не без гордости ответила учительница.
— Так я и знала! — воскликнула Ольга. — Я тоже хочу одолеть пединститут. Вот только годочка четыре попрактикуюсь на своих озорниках, доведу их до самой малой спелости и сама буду дозревать с ними помаленьку. А за всякие наши «урезать», «уседлать», «упредить» буду им в тетрадки сушки ставить…
— Ах, боже мой! — Аполлинария закатила свои круглые, как нолики, глазки.
Илье показалось, что она сейчас упадет в обморок. Но этого не случилось. Она молодо, по-доброму засмеялась. Глаза-нолики подернулись слезой.
На отдыхе люди сближаются быстро. Илья с Ольгой почти не разлучались. Они успели побывать на концерте синеблузников, дважды смотрели одну и ту же картину. Ольга заметила, что во время сеанса, вместо того чтобы смотреть на экран, Илья поглядывал на нее. Не зная, куда девать руки, он мял шапку, приглаживал густой чуб, мешая соседям.
Ольга осторожно взяла его за нос и повернула лицом к экрану.
Когда они выходили из кинозала, Илья, крепко сжимая ей руку, сказал:
— А ты хорошо умеешь водить за нос…
Взгляды их встретились. Они без слов поняли состояние друг друга.
— Может, ты еще на недельку останешься?
— Мне и самой уезжать не хочется…
— Так в чем же дело? Город посмотрели бы вместе.
— Не могу. К старикам обещала заехать.
— Побудешь у них меньше.
— Мне батя новые сапожки тачает. Люблю ходить в сапожках!
Наивность ее была просто поразительна! Сапожки! Он уже приготовился показать ей самое сокровенное — статьи, заметки, записки в тетрадках, о существовании которых знал лишь Федя Петров. Илья старательно вел свои Дневники. Он записывал все, что видел и чувствовал. Попали в дневник и высокий, крутой волжский берег, где они стояли с Ольгой, и широкая, скованная льдом река с вмерзшими заснеженными баржами-гусянами, и Мотька с малышом, хамоватый извозчик-гужбан с багровым лицом, ломовики, везущие на деревянных полках громадных мороженых белуг и осетров, мясо которых два дня тому назад он резал тупоносым ножом… Ощущение полной свободы делало Илюшку душевно щедрым. И вот когда он готов был поделиться своим богатством с Ольгой, она решила ехать домой ради каких-то сапожек.