На другой день, прощаясь на вокзале, он не пробовал уговаривать ее остаться, потому что сам решил уехать. Илья был рассеян, смущен непонятным блеском ее опечаленных глаз. А когда она стояла уже на подножке вагона и поезд тронулся, он побежал рядом со стучащими колесами. Ольга кричала ему что-то, называла свой адрес, но он ничего не расслышал. Стоял в суетливой плотной толпе провожающих и не почувствовал, как у него вытащили кошелек с деньгами. Хорошо, что Аннушка запасной карман пришила и он спрятал в него несколько червонцев на черный день…
7
По приезде в Зарецк Илья без труда разыскал дом, где размещались курсы. Дом был каменный, двухэтажный — решетчатые балконы с замысловатой лепкой поддерживали на своих мощных загорбках голые, мускулистые, угрюмого вида мужики.
Илья поднялся по мраморной лестнице на второй этаж. На одной из дверей была приклеена бумажка с криво напечатанными на машинке буквами: «КАНЦЕЛЯРИЯ ОБЪЕДИНЕННЫХ КУРСОВ. ЗАВЕДУЮЩИЙ ТАРИЭЛ САРДИОНОВИЧ ШАДУРИ». Как раз к нему и должен был явиться Илья.
— Никифоров? — Взглянув на Илью и вобрав пышноволосую голову в плечи, заведующий прочитал направление. — Почему опоздал, дарагой?
— Был в доме отдыха, — ответил Илья.
— Ты что, очень уморился? — Тариэл Сардионович прищурил веселый кавказский глаз.
Илья молча пожал плечами.
— Ай-яй! — Черные, с проседью усики Шадури зашевелились. — Обиделся, дарагой! А если я тебе скажу, что твое место занято, совсем на меня рассердишься?
— Как это занято? — Илья не ожидал такого оборота дела. Его охватило пугающее предчувствие возврата домой. Это никак не входило в его планы.
— Пока ты там на лыжах бегал, музеи посещал, в киношку ходил с дамочками, мамочками… мы укомплектовали группу и приступили к занятиям. Что ты на это скажешь, дарагой товарищ?
— Ничего не скажу. У меня направление!
— Так надо было ехать учиться, а не развлекаться…
— Я не сам поехал. Мне путевку привезли.
— Кто привез?
Илья рассказал о Бабиче, но о своих станичных делах — ни слова.
— Значит, у тебя колоссальные заслуги…
Ирония заведующего приводила Илюшку в отчаяние. Он морщился, но молчал.
— Тут есть для тебя письмо, — сказал заведующий. — А с Ефимом Бабичем мы вместе Колчака били. Дутова почти до самой Кульджи гнали! Ладно! — хлопнув ладонью по краю стола, сказал Тариэл Сардионович. — Зачислим тебя сверх штата в бухгалтерскую группу.
— А у меня кооперативная.
— Це, це! — щелкнул языком завкурсами. — Нет кооператоров! Объединили. Только учет! Что сказал товарищ Ленин про учет, а? Социализм, понял? Будешь заниматься во второй вечерней смене. А вот со стипендией… — Тариэл Сардионович всю пятерню запустил в густую шапку волос, задумался. — Маленькая она у нас. Обед будешь получать за тридцать копеек. А на завтрак и ужин зарабатывать придется. Что умеешь делать?
Илья рассказал о работе в поселковом Совете и еще о том, что он член ревизионной комиссии кредитного товарищества и к тому же селькор трех газет.
— Печатных органов у нас пока нет… А писарей на бирже труда полно… А вот счетоводов, бухгалтеров нет. Мы их сотворить должны. Тебе еще где-то надо жить! А где?.. Це, це…
Тариэл Сардионович написал на клочке бумаги записку и отдал ее Илье.
— Иди к завхозу, он что-нибудь выдумает…
Завхоз находился внизу, в подвальном помещении. Он сидел за столом в старинном, с гнутыми ручками кресле. У него был единственный глаз — правый. На левый надвинута матросская бескозырка. По краям кресла, как часовые, стояли два костыля. Прочитав записку, он поднялся, застегнул бушлат на все пуговицы, сунув под мышки костыли, проговорил:
— Идем, парень.
Они завернули в первый же проход и очутились у открытой двери склада. С одной стороны на стеллажах лежали какие-то папки, с другой — свисали стопки наволочек и простыней.
— Бери вон полосатый матрац, иди во двор и набей его соломой. Сумеешь?