– Он был вашим постояльцем? – продолжал Хью расспросы.
– Ну да, и я очень рад, что он убрался. Платит-то он хорошо, да эта чертова зверюшка ворует все, что ни увидит, еще и людей кусает.
Толстуха сделала круглые глаза и закивала головой, подтверждая слова хозяина.
– Сущая бестия, эта обезьяна. Ювелиру чуть палец не отхватила!
– Лучше иди подай эль, – заворчал хозяин и, повернувшись к Хью, посоветовал: – Если хотите получить хорошую цену за свою шерсть, поговорите с Робертом Пакстоном из Лондона, он наверняка придет сегодня. Только попозже.
Но сейчас Хью больше интересовала обезьянка.
– Эта обезьянка, – спросил он, – чья она, не бродячего ли торговца?
– Точно, – откликнулась толстуха, обожавшая почесать языком. – Еще этот паренек-француз сказал, что ненавидит ее! – Тут кто-то закричал, чтобы она быстрей несла эль, и женщина поспешила на другой конец зала.
– Молодой француз? – обратился Хью к хозяину.
– Ну да, подручный Экстона. Помощник, как он его называл, – лукаво подмигнул хозяин. – Писаный красавчик!
Хью остался с де Энфранвилем и действительно выгодно продал шерсть, но удача меньше обрадовала его, чем он ожидал. Мысль, что Экстон, бродячий торговец и француз, «писаный красавчик», как назвал его хозяин таверны, действуют по приказу Суинфорда, что-то замыслившего, с каждой минутой беспокоила его все больше.
Если Экстон на самом деле шпион Суинфорда, то бродячий торговец – обычный курьер. Нет сомнения, он у Экстона не единственный, и все, что Экстону нужно было делать, это сидеть в Уоркворте, под самым носом у Нортумберленда, и ждать, как паук добычу. Затем он мог отослать информацию на юг с бродячим торговцем или с французом. Им и ехать далеко не надо, лишь до Челфордского монастыря, если верить Гилберту. Однако это не объясняет, зачем Экстону понадобилось приказывать своему смазливому помощнику ухаживать за Санчей. Или он не приказывал? Хью не мог понять, что за всем этим кроется, однако в нем крепло тревожное чувство, что Санче грозит опасность.
Как ни тревожился Хью за Санчу, он не мог из таверны сразу ехать в Уорквортский замок. Распрощавшись с де Энфранвилем у дверей «Трубы архангела», они с Мартином отправились в лагерь у реки. Хью выдал деньги своим людям и посоветовал не спускать все до последнего гроша в тавернах. Только через час он отъехал в замок.
Пока он ехал вдоль реки, в голову ему лезли самые невероятные мысли. Что он в действительности знает о своей жене-аристократке? Безусловно, никакой мозговой лихорадки, о которой ему твердили, у нее не было. Зачем же тогда врач поил ее опием или Бог знает чем? Напрашивался простой ответ: врач этот – бездарь. А если в его преступной небрежности был злой умысел? Санча заболела как раз в то время, когда умер Ричард. Но он умер за много лиг от Виндзора, в Понтрефекте. Или он не умер?
«В Чипсайде я видел тело Ричарда, лежавшее в повозке», – возражал сам себе Хью. Хотя, если хорошенько подумать, что он в действительности видел, кроме какого-то трупа, чьи черты были до неузнаваемости искажены смертью? По правде говоря, это мог быть труп любого светловолосого человека такого же роста, как Ричард.
А эти кошмары, которые снились Санче? Что было их причиной, опий или ужас, пережитый ею наяву? Кошмары постепенно прекратились. Но потом что-то стало мучить ее. Он это почувствовал. Пожалуй, душевное смятение охватило его супругу вскоре после визита Гилберта в Эвистоун. В тот самый день он нашел в ризнице цветок возле своих бумаг. Время от времени Хью невольно задавался вопросом: не прочла ли Санча его донесение Суинфорду, не подслушала ли разговор с Гилбертом? Что, если она попыталась предупредить свою королеву? Он хорошо знал, как она предана маленькой Мадам. То, что Санча в таком случае могла сделать, серьезно пугало его.
Начинало вечереть, и серый пасмурный день постепенно тонул в надвигавшихся сумерках. Когда Хью подъехал к замку, заморосил мелкий дождь. Медленно продвигаясь в плотной толпе, он направился к конюшням. Спешился, быстро расседлал коня и поспешил в гостевое крыло, намереваясь добиться от Санчи правды.
Возле кухонь сырой вечерний воздух казался густым от ароматов готовящегося ужина. Коридоры замка были забиты баронами и их семьями, разодетыми в шелк и бархат, и ордами ополоумевших слуг.
Приблизясь к своей комнате, Хью увидел Гасти, стоящую в дверях. Видно было, что она поджидает его. Лицо ее было бледное и встревоженное.
– Госпожа пропала, – проговорила она, едва Хью переступил порог. – Уж я искала ее – все напрасно.
– Что ты говоришь? – прикрикнул на нее Хью. – Разве она не пошла на праздник с сестрами де Энфранвиля?
Гасти отрицательно замотала русой головой.
– Она послала меня сказать, что ей нездоровится. Ей и правда нездоровилось, но, когда я вернулась, госпожи не было в комнате. Я подумала, она в туалете, стала ждать, а ее все нет. Тогда я пошла искать. Везде смотрела! – говорила Гасти чуть не плача.
Хью кружил по комнате, сердцем чувствуя недоброе.
– Что на ней было надето?
– Даже не знаю… Все платья вроде на месте…
– Подумай хорошенько, Гасти. Не могла же она уйти в одной рубашке. Ну-ка, посмотри ее вещи. Пошевеливайся! – приказал Хью.
Гасти бросилась к сундуку, откинула крышку и стала рыться в вещах. Наконец она закричала:
– Коричневое бархатное платье для верховой езды! Его нет. Она зачем-то надела его.
Но когда Гасти подняла голову, то увидела лишь спину господина, который тут же исчез в толпе, заполнившей коридор.
Хью не представлял, куда исчезла жена, но предполагал, что в этом происшествии замешан молодой француз. Хью поспешил в конюшню, вновь оседлал коня, который остался весьма этим недоволен, и поскакал к башням у ворот. В Уорквортском замке их было три. Длинноволосый, с козлиной бородой стражник у третьей башни припомнил даму в коричневом бархатном платье и с нею молодого человека.
– Французишка. Спрашивал у меня дорогу на юг. Откуда мне было знать? Я ему показал. Чертов чужеземец!
Хью швырнул монету и проехал через ворота. Он понесся галопом вдоль реки по полям, до литейной мастерской, спустился к берегу и увидел свой лагерь: шатры, окруженные фургонами, к которым привязаны были лошади.
Мартин садился ужинать, когда в шатер влетел Донел и крикнул:
– Хозяин скачет, что-то случилось!
Мартин вышел под моросивший дождик в тот момент, когда Хью резко осадил коня у шатра. В двух словах Хью рассказал, что произошло.
– Госпожа исчезла? – Мартин был озадачен. – Ничего не понимаю.
– Я тоже, – сказал Хью. – Запрягайте фургоны, забери Гасти и сундуки, а затем отправляйся к де Энфранвилю. Скажи, что твоя госпожа заболела и что я возвращаюсь с ней в Эвистоун. Когда отправишь фургоны домой, скачи в Челфорд, я еду туда.
– Где я там найду вас?
– Сам не знаю. Поторапливайся, Мартин.
– Хорошо, милорд.
И Хью растворился в тумане, смешанном с дождем. Переехав Уорквортский мост, он повернул коня на юг.
Незадолго до того, как Хью обнаружил ее исчезновение, Санча с замирающим сердцем подошла к западным воротам. Ги уже ждал ее. Он стоял в стороне от дороги, возле кузницы, в дверь которой виднелись раскаленные угли горна. Он сдержал слово и привел лошадь для нее. Гнедая была неказиста на вид, но резва.
Едва они покинули Уоркворт, как Санча стала умолять Ги рассказать, что с мадам Изабеллой.
– Не вижу причин, почему бы теперь вам не узнать правду, – ответил Ги с таинственной улыбкой. – Мадам больна. Ей необходимо лечить нервы. Королева, ее мать, боится за ее рассудок и хочет, чтобы она немедленно вернулась во Францию, где лекари лучше.
Его слова потрясли и одновременно напугали Санчу. Она сразу подумала о лекаре, что лечил ее, о лекаре Болинброка. Помня о том, что ей пришлось самой пережить, она высказала предположение: