– О Боже! – воскликнул Суинфорд. – Ну и вид у тебя – краше в гроб кладут!
– Я всю ночь провел в седле, – сказал Хью, опускаясь на обитую кожей скамью. Оглядев комнату, он увидел на противоположной стене сквозной орнамент из виноградных лоз и цветов, выточенный из камня; в отверстия орнамента видна была внутренность храма.
Слуга принес вино. На вопрос Суинфорда, отчего его рубаха в крови, Хью небрежно сказал, что был ранен копьем на турнире в Уоркворте, состоявшемся накануне. Пустяк, хотя и неприятный, потому что рана открылась от долгой скачки.
– У меня не было возможности снестись с вами, пришлось ехать самому, поскольку дело срочное, – объяснил он.
Хью коротко рассказал, как уехал из Уоркворта с одним лишь оруженосцем. Никто за ним не следил. По-видимому, Нортумберленд решил, что он отправился назад в Эвистоун. Затем поведал о замысле Нортумберленда похитить Изабеллу и перебить ее французский эскорт.
– Вы должны отложить отъезд королевы во Францию или, по крайней мере, задержать ее отъезд на юг.
Хью и Суинфорд еще разговаривали, когда появился слуга с известием, что прибыл представитель французского короля со свитой. Суинфорд вызвал капитана и нескольких сержантов, дал им указание собрать отряд в Пикеринге и отправиться по южной дороге, чтобы разгромить засаду.
– Мне нужны пленные, – предупредил Суинфорд своих командиров, – такие, что смогут дать показания против тех, кто послал их.
А перед этим во дворе монастыря к Мартину, стоявшему с лошадьми, подошел слуга и направил к задним воротам:
– Велено сказать, чтобы вы ждали своего господина там.
Мартин посмотрел, куда показывал слуга. Позади храма располагался сад, во много раз больший, чем в Эвистоуне. Он взял лошадей под уздцы, собираясь идти, куда ему приказали, и в это время лай собак и крики часовых возвестили о прибытии французов. Мартин задержался, наблюдая за прибывшими, желая узнать, нет ли среди них жены его господина. Охваченный любопытством, он пробился в первые ряды зевак.
Санча появилась в группе придворных дам, одетая в шелковое платье и поверх него – в бархатный плащ с капюшоном. Фрейлины вышли из кареты, неотличимые одна от другой: почти не видно лиц под низко надвинутыми капюшонами, в руках подарки для маленькой королевы. Мимо толпы солдат и слуг, стоявших с разинутыми ртами, они направились к храму.
Когда Санча увидела в первых рядах зевак доброе и открытое лицо Мартина, она возблагодарила небо за то, что ее молитвы были услышаны. Поравнявшись с Мартином, она поймала его взгляд и как бы ненароком наклонила корзинку с серебряными флаконами духов, которую держала в руке. Один флакон упал. Воспользовавшись замешательством спутниц, она склонилась к Мартину и с надеждой спросила:
– Он здесь?
– Конечно, здесь. – Мартин наклонился, поднял флакон и подал ей.
В ее глазах было выражение глубокого страдания.
– Я должна поговорить с ним, – прошептала Санча едва слышно.
К ним уже направлялся стражник, привлеченный небольшим происшествием.
– Мне велено ждать его у задних ворот, там, за садом, – только и успел сказать Мартин и растворился в толпе.
В дверях храма Санча оглянулась, но Мартина уже и след простыл.
Увидев слабую, хрупкую фигурку Мадам, молившейся в храме, Санча на время забыла о своих сердечных страданиях.
Де Северье устроил так, что она вновь оказалась с мадам Изабеллой, Мари и Алиной. Их воссоединение сопровождалось молчаливыми слезами и осторожными улыбками. Под внимательными взглядами стражей-англичан Санча шепотом поведала маленькой королеве о смерти Ричарда. Она умолчала о страшной сцене, свидетельницей которой стала, – истерзанное сердце Изабеллы не выдержало бы таких жутких подробностей. Но вспомнила все ужасные речи, которые подслушала; рассказала она и о том, как Болинброк и его приспешники постарались заставить ее молчать.
Изабелла слушала любимую фрейлину с побелевшим лицом, не показывая, что происходит у нее на душе, – девочка, которая пережила потерю подобно взрослой женщине. Бедное, печальное дитя. Что-то в ее глазах, может быть, спокойствие, скрывавшееся за болью, подсказало Санче, что Изабелла всегда знала, что он умер, что ее прекрасный золотоволосый Ричард потерян для нее навсегда.
Под пение монахинь, возносивших молитвы Пречистой Деве, Изабелла сжала своей холодной ручкой руку Санчи и тихо сказала:
– Ах, дорогая моя Санча, я боялась, что больше не увижу тебя. Не вини меня в том, что я дала согласие на твой брак. Мне сказали, что ты тяжело больна. Молодой человек, которого мне представили, поклялся, что будет заботиться о тебе. Может, я сделала неправильно, что отдала тебя ему?
– Нет, мадам. Он был мне верным защитником. И он отпустил меня, чтобы я могла быть с вами.
– Значит, он многим пожертвовал ради любви к тебе. Месье де Северье сказал, что ты возвращаешься со мной во Францию?
– Если таково будет ваше пожелание, мадам. – Мое единственное желание – чтобы ты была счастлива. Поедем со мной, если ты этого хочешь, но сперва спроси свое сердце, чтобы не пришлось потом сожалеть.
В комнате Суинфорда все еще велись переговоры. Хью с кубком в руке расхаживал по комнате и поглядывал сквозь каменную решетку на маленькую королеву и придворных ее отца, которые, преклонив колена, молились в храме. Глядя на неподвижные фигуры, Хью гадал, кто из придворных дам в широких плащах с капюшоном его жена – бывшая жена.
Наконец солдаты разошлись, и Суинфорд с Хью вновь остались одни, не считая молчаливого слуги. Суинфорд поинтересовался:
– Как ты узнал о готовящемся нападении?
– Позвольте не отвечать, сэр. Хотя вы можете догадаться, что тут замешан человек из ближайшего окружения Нортумберленда.
– Ага, все-таки это женщина? – хмыкнул Суинфорд.
– Разве это имеет значение?
– Конечно, нет, – сказал Суинфорд со смешком и, помолчав, спросил: – Как твоя жена?
– Неважно. Разум так и не вернулся к ней.
– Это прискорбно. Хочу сказать, ты оказал огромную услугу королю. И теперь самое лучшее для тебя – возвратиться на Север. Я не хочу, чтобы ты рисковал своим будущим из-за одного эпизода в настоящем. Желательно, чтобы ты время от времени наезжал ко мне. Этот старый пройдоха Нортумберленд, пока жив, ни за что не оставит мысли отобрать корону у Генри.
Суинфорд проводил Хью до двери.
– Уильям Кенби мудро поступил, предложив тебя в нужную минуту, ты очень похож на него. Желаю благополучно добраться до Эвистоуна. Храни тебя Бог!
Последние слова Суинфорда обожгли Хью, как раскаленное железо. Это правда, думал он с горечью. Все, что ему не нравилось в отце, он теперь находил в себе. Он доказал свое право на наследство, на Эвистоун и Обри, но какой ценой – потеряв ту, что любил больше всего на свете.
Слуга показал Хью дорогу через сад к задним воротам, где его ждал оруженосец. Хью шел через сад, освещаемый нежарким осенним солнцем. Сад напомнил ему о Санче, и вновь Хью почувствовал пустоту в груди и страстное желание увидеть ее.
Подходя к воротам, он краем глаза заметил какое-то движение сбоку от себя. Он остановился, повернул голову. Мимо деревьев с золотыми кронами, по тропинке, что огибала храм, к нему спешила фигурка в развевающемся плаще с капюшоном.
Сердце Хью бешено заколотилось. Он узнал эту легкую поступь, эти узкие плечи, улыбающиеся черные глаза под капюшоном, вздернутый носик – Санча!
Она бросилась к нему, споткнулась и чуть не упала, но его руки подхватили ее, крепко обняли.
– Я не могла оставить тебя, – говорила она, задыхаясь. – Кто бы стал заботиться о тебе? Бедный мой рыцарь, ведь ты даже не можешь отличить маргаритки от розы!
От радости Хью не мог говорить. Он зарылся лицом в бархат ее капюшона. Потом нежно поцеловал ее и, обняв за талию, повел по тропинке к воротам. Единственной его мыслью было – быстрей увезти ее отсюда. Домой – в Эвистоун.