– Мне нужны только твои бусы, ничего больше. Хочешь шиллинг?
– Это мои любимые бусы, – жеманилась она, прикрывая рукой пухлую шею. – Но если дашь две монеты…
Мартин, тараща глаза, делал знаки хозяину.
– Да она сама вместе со своими бусами не стоит двух монет, – тихо бормотал он на ухо господину, словно предостерегающий голос разума.
– Шиллинг, – равнодушно сказал Хью.
– Ого! – протянул мальчишка, оказавшийся рядом. – Да она за неделю столько не заработает, обчищая карманы пьяных посетителей.
Толстая красотка бросила на мальчишку злобный взгляд.
– Ладно, пусть будет шиллинг, – сказала она, снимая бусы через голову.
Хью принял их и бросил в подставленную ладонь монету.
– Есть у тебя нож? – обратился он к Мартину. Тот кивнул, не скрывая своего недоумения.
– Каждому, кого я выберу, – объяснил Хью, – дашь бусину, срезав ее с нитки, и предупредишь, что это будет доказательством того, что он принят в свиту.
Несколько часов потребовалось Хью, чтобы поговорить с бесконечной очередью претендентов, по-своему испытывая их. Наконец он отобрал двадцать человек. Некоторые прежде были солдатами. Один детина, по имени Румолд, названный так матерью в честь одного из святых, поражал могучим сложением. Другой был помощником кузнеца, делавшего доспехи. Третий, которого звали Донел, работал у колесного мастера за скудную еду и ночлег и знал, где можно недорого купить хорошую коляску.
Отобранные люди были в большинстве своем молоды, но уже успели потерять надежду на то, что жизнь еще улыбнется им. У всех была схожая история. Словоохотливый парень, работавший в кожевенной мастерской, заметил:
– В Виндзоре таким, как я, надеяться не на что, а в Лондоне и подавно. – С горечью он поведал о том, как отправился в Лондон на поиски удачи, но через две недели вернулся назад, заработав лишь кучу синяков да сломанную челюсть. – Меня ограбили, избили и бросили подыхать в канаве.
Он был неказист с виду, но умен и практичен, последнее он сразу доказал, сказав, что знает человека, который дешево отдаст им отличных лошадей, ибо нуждается в деньгах, чтобы расплатиться с долгами.
К концу дня Хью обошел весь Виндзор и заключил уйму сделок. Некоторые были очень удачны, другие, по его собственному признанию, – не слишком, что не особенно огорчало его. Во всяком случае, он выполнил все, что наметил сделать, потратив при этом меньше денег, чем намеревался.
Договорившись с человеком, продававшим лошадей, Хью и его оруженосец возвращались через рынок, который к этому времени совсем опустел. Только несколько торговцев, приехавших на повозках из отдаленных деревень, сидели группками вокруг костров, передавая друг другу мехи с вином и элем, и хвастались, кто больше и выгодней продал товара.
Темнело. Хью и Мартин держали путь к замку, усталые и голодные. Хью уже был готов поужинать в одной из таверн, но в конце концов решил, что еда и вино в кухне замка подойдут им больше.
Мартин согласился, что, по крайней мере, это должно быть так. Не останавливаясь, они шагали дальше под урчание в пустых желудках. Дорога, которую выбрал Хью, лежала по улицам со множеством таверн.
Вокруг было людно, как днем. В воздухе разносился запах жарящегося мяса, раздавались громкие голоса, трепетало пламя факелов. Весенний воздух, казалось, был пронизан каким-то сладострастным возбуждением. Впечатление усиливали женщины, стоявшие в дверях таверн и манящими голосами зазывавшие прохожих, выставляя в пляшущем свете факелов то полуобнаженное плечо, то приоткрытую грудь.
Позванивая шпорами, Хью и Мартин шли по улицам, где в этот час порок являл свой лик, отмеченный печатью алчности и убожества. Они свернули в темный и грязный проулок среди жалких лачуг, насыщенный вонью нечистот, который вел к задним воротам замка, и зашагали, держась ближе друг к другу.
В темноте Хью различил впереди какой-то неясный силуэт.
– Берегись, – предупредил он своего спутника, полагая, что кто-то поджидает их, скрываясь во мраке, ибо разбой в Виндзоре был обычным делом.
Мартин кивнул и положил руку на рукоять кинжала.
5
Внезапно темный расплывчатый силуэт зашевелился и распался на две отдельные фигуры – мужчины, лежащего ничком в липкой грязи, и женщины. Это определенно была женщина, ибо Хью и Мартин заметили, как метнулись широкие светлые юбки. Юноши бросились вперед.
Мартин ухватил юркую вырывавшуюся женщину и прижал к стене лачуги. Их шумная борьба разбудила хозяина, который принялся возмущаться сквозь тонкую стену.
Хью крикнул, предупреждая Мартина:
– Осторожней, у девчонки может быть нож! – А сам присел на корточки возле распростертого на земле человека.
Жертвой оказался толстяк средних лет, купец, судя по одежде. Хью показалось, что он мертв: в белом, как тесто, лице не было ни кровинки.
Голос Хью заставил мужчину очнуться. Он зашевелился и попытался приподняться, опираясь на руки и что-то бормоча заплетающимся языком. Но Хью не мог разобрать ни слова из бессвязной пьяной речи.
– Ну конечно, конечно, мой друг, – соглашался Хью, поднимая купца и прислоняя к стене лачуги.
Неподалеку Мартин продолжал бороться с девушкой. Она, конечно, не могла сладить с превосходящим по силе мужчиной, и теперь он волок ее обратно, не обращая внимания на сопротивление и грязные ругательства, которыми она осыпала его.
Хью наблюдал за ними. Когда он оглянулся на толстяка купца, то увидел его вновь лежащим на земле.
– Что, умер? – спросил Мартин, подтаскивая вырывающуюся девушку. – Она обчистила его! – воскликнул он, потрясая отобранным у нее кошельком, в котором позвякивали монеты.
– Жив, – хмыкнул Хью, – только так пьян, что могильщик может принять его за своего клиента.
– Не трогала я его! – завопила девчонка.
– Рассказывай сказки! – прикрикнул Мартин, разглядывая лицо девушки, на котором были написаны упрямство и тревога. Хорошенько тряхнув ее за плечи, он рявкнул: – Чем ты ударила его?
– Что вы прицепились ко мне? Он просто заснул, нализался как свинья, ей-Богу! – воскликнула она и залилась слезами.
– Тебе отрубят твои замечательные белые пальчики за такие проделки! – безжалостно пообещал Мартин, передавая господину увесистый кожаный мешочек.
Хью подбросил его на ладони, словно определяя, на сколько может потянуть его содержимое, и сунул купцу во внутренний карман заляпанного грязью бархатного камзола.
– Это тебе, только отвернись, воткнут нож в ребро! – завопила чумазая девчонка, делая яростную попытку освободиться.
Мартин вывернул ей руку, и она сморщилась от боли.
– Может, отвести ее к начальнику стражи? – предложил он.
– Не стоит, – ответил Хью, поднимаясь и внимательно оглядывая девушку, насколько позволяла темнота. Пленница их была невысокой, плотной, с округлым добродушным лицом.
– Как тебя зовут?
Девушка не ответила, и Мартин, как следует тряхнув ее, приказал:
– Говори!
– Алиса, – глядя исподлобья, нехотя процедила девушка. Хороший тычок в спину заставил ее добавить: – Алиса Вотсдаутер.
На губах Хью появилась легкая улыбка. Мартин засмеялся – на языке саксов «вотсдаутер» означало «человек, мокрый от пота», трудяга-крестьянин. В темноте девушка глядела на них то ли с гневом, то ли с испугом. Она знал, что обещание отрубить пальцы – не пустая угроза, а ее уже не первый раз обвиняли в воровстве.
– Нет ничего зазорного в труде до седьмого пота, – сказал Хью. – И что ж, оправдываешь ты свое прозвище?
– Еще бы, – ответил за нее Мартин, – что клиенты недодают ей за определенные услуги, то она получает потом, обчищая их.
Хью взглядом заставил оруженосца замолчать.
– Где живут твои родственники? – спросил он.
– В Суррее. Это неправда, то, что он говорит: я не всегда была такой, – возразила Алиса. – Я приехала сюда прошлым летом и получила хорошее место, работала на кухне вон там. – Она кивнула в сторону замка. – Меня прогнали оттуда, сказав, что я воровка, но это неправда, я ничего не крала. Это все мясник, он сам – грязный вор. Он крадет мясо у господина и продает на рынке. О, это настоящий негодяй! Все девушки стонут от него. Он бил и меня. А когда я пригрозила, что расскажу о его воровстве, если он не прекратит приставать ко мне, он обвинил меня в том, что я украла кусок баранины. Но это все вранье!