Кайлин повернулась и взглянула на Маркуса.
— Тебе стыдно находиться рядом со мной?
— Нет, конечно. Я же сказал, что ты прекрасно выглядишь.
Кайлин положила приборы на стол и медленно поднялась со стула.
— Я такая, какая есть. Я сутулюсь, размашисто хожу и гремлю костями. Да, я такая! Зато все вы на моем фоне смотритесь самыми очаровательными на свете людьми. Я подожду вас в холле.
— Я не разрешал тебе уходить, — отчеканил Гийон.
— Могу я уйти? — сквозь глубокий вдох спросила она.
— Нет. Пойдешь вместе со всеми.
Кайлин опустилась на стул и сложила руки на груди.
— Есть, Хозяин.
— Слушаюсь, — поправил ее Гийон.
— Что?
— "Слушаюсь, Хозяин", — ты хотела сказать.
— Тебе лучше не знать того, что я хотела сказать.
— А тебе лучше помолчать, пока я не вышел из себя.
"Себе дороже", — подумала Кайлин и отвернулась.
Погрузившись в собственные мысли, она не заметила, как все закончили трапезу.
— Кайлин, ты идешь? — позвал ее Маркус.
— Да, — отрешенно отозвалась она и поднялась из-за стола.
— Шевелись, — буркнул Гийон, — мне нужно уезжать.
Кайлин испепелила его взглядом и отвернулась.
— Ты с нами на лифте или пешком? — спросил Маркус, кладя руку ей на плечо.
— Пешком, — ответила она и отстранилась.
Когда Кайлин, наконец, преодолела два высоченных пролета и вышла в холл третьего этажа, оказалось, что Гийон ждет ее там.
— Медленно ходишь. Следует тебе в зале поработать, иначе так и будешь язык свешивать от малейшего напряжения.
— Я подумаю над твоим предложением.
— Ты не поняла. Это приказ.
— Да, Хозяин.
— Слушаюсь.
Кайлин остановилась посреди коридора и, пропустив его вперед, показала третий палец.
— И тебя туда же, — отчеканил Гийон.
— Ты не мог этого видеть.
— Зеркало прямо по курсу. Прекрасный вид, не так ли?
Кайлин напрягла зрение и действительно, в конце длинного коридора увидела небольшое зеркало, висящее на стене. Даже если постараться, она все равно не смогла бы разглядеть в нем себя, тем более, показывающей третий палец.
— Так вот зачем этот обруч… — прошептала она себе под нос.
Гийон остановился перед дверями в собственный кабинет и повернулся к ней.
— Мне все равно, как далеко ты меня посылаешь и что при этом думаешь. Но запомни: если еще раз ты посмеешь показать мне этот палец, я его сломаю. Не люблю этих жестов, особенно, когда ими пользуются только подобные тебе.
С этими словами он открыл перед ней дверь и пропустил вперед.
Кабинет Гийона привел ее в некое замешательство. Она, почему-то, представляла себе это помещение иначе. В ее голове образ рабочего кабинета опекуна непременно должен был отражать его характер: современный холодный интерьер, минимализм и идеальный порядок.
Но, войдя в дверь вслед за Гийоном, она попала в царство какой-то теплоты и милых маленьких вещей. Огромный светлый ковер, деревянная мебель с резными ножками, кожаные кресла, массивный дубовый рабочий стол, бар — неизвестно для чего стоящий здесь, ведь на работе пить спиртное не положено, — грамоты и фотографии с неизвестными ей, но явно значимыми персонами, книжные стеллажи, статуэтки, аккуратно расставленные по полочкам, старомодные часы со стрелками, маятник, несколько открыток и портрет некой женщины, снисходительно улыбающейся всем присутствующим со стены.
Здесь было уютно, словно комната эта находилась вовсе не в офисном здании, а где-то далеко, в загородном доме на берегу большого озера, куда владелец приезжал на выходные, чтобы отдохнуть.
Остановившись на входе, она боялась сделать следующий шаг, восторженно вглядываясь в каждую деталь обстановки. Гийон замешкал и тоже огляделся. Ему было не понятно ее удивление, и он даже напрягся, будто боялся, что подопечная уловит в этом помещении нечто личное, нечто важное для него самого.
Он посмотрел на Кайлин и все то время, пока она медленно перемещала взгляд от одного предмета к другому, наблюдал за ней. В уголках ее глаз появились маленькие морщинки и от этого черты лица ее стали мягкими, а взгляд будто потеплел. Она прикусила нижнюю губу, и Гийон узнал этот жест. Кажется, она всегда так делала, когда задумывалась о чем-то. Ему показалось, что ей понравилось то, что она увидела. Что же может нравиться ей здесь, в помещении, где большую часть времени обитает ненавистный ей человек?
— Чей это портрет? — спросила она.
— Ты здесь не на экскурсии, — буркнул он и отвернулся.
Когда, спустя несколько мгновений, он посмотрел на нее вновь, лицо ее ничего не выражало. Устремленное себе под ноги, оно нависало тенью над ее сгорбленным телом и сложенными на животе руками. Глаза ее перестали светиться, и знакомая ему обреченность заняла свое законное место в ее грустном взгляде.