Она пришла к нему в комнату ожидания свидетелей, чтобы, как она выразилась, поддержать его, – и выбила почву у него из-под ног.
Своим бесконечным терпением вместо справедливых упрёков и требований.
Своим тихим, успокаивающим голосом вместо крика напополам со слезами.
Своей мягкой улыбкой вместо маски обиды на красивом лице.
Своим пониманием и прощением вместо ненависти.
Своей безмерной любовью, которую Хён Су не помнил. Не заслуживал. Не ощущал в ответ. А потому не мог принять.
На суде Чжи Вон неотрывно смотрела на него, пока он отвечал на вопросы по долгу свидетеля. Хён Су чувствовал её взгляд и тепло, исходящее от неё, даже через ползала, но не мог найти в себе силы посмотреть в её сторону.
Адвокат Хэ Су был с ним вежлив и задавал вопросы именно те и именно так, как они договаривались. По этой причине Хён Су отвечал уверенно и спокойно.
– До Хён Су, вы первым появились на месте убийства?
30 августа 2002 года. Семь утра. Староста деревни Кагён-ни Квон Сон Бок найден в собственном сарае с перерезанной сонной артерией и следами борьбы на теле. Причина смерти – обширная кровопотеря. Рядом с телом обнаружили пуговицу от мужской формы старшей школы Сичжин. Главный подозреваемый, восемнадцатилетний До Хён Су, сбежал из деревни в ночь убийства. Сжёг дом, чтобы уничтожить все следы, и исчез. И только один-единственный человек встал на его защиту…
Хён Су вновь воочию увидел захламлённый сарай, где обнаружил труп старосты и свою сестру. Увидел и почувствовал всё так, как будто это было вчера. Душный, липкий запах свежей крови. Хэ Су с остекленевшим от шока взглядом и трясущимися пальцами, сжимающими садовый секатор, с которого капали густые багровые капли. И свою вдруг нахлынувшую радость. Радость свершившейся мести. Пусть и чужими руками.
– Это ты сделала, Хэ Су?
– Я пришла поговорить с ним. Хотела попросить не таскать тебя на эти шаманские ритуалы, оставить тебя в покое, а он… А он вдруг попытался меня… меня…
Хён Су мотнул головой, отгоняя морок гнетущих воспоминаний:
– Я выхватил секатор из рук сестры и стёр её отпечатки своей рубашкой.
Он не стал говорить, что вдобавок вымазал себе лицо ещё тёплой кровью убитого, едва сдерживая тошноту. Лишнее.
– Вы понимали, что причиной конфликта послужило жестокое обращение с вами старосты Квон Сон Бока? – мягко продолжил адвокат.
– Да.
– Почему же вы не попросили помощи у правосудия?
Как же там говорил Му Чжин? Ведь раз десять повторил, смекалистый пройдоха с языком, подвешенным за тонкий конец. Вот уж действительно – репортёр. Да ему книги надо писать вместо статеек. Такой талант пропадает!
– Господин До Хён Су? – напомнил о себе адвокат.
Да и чёрт с ним, с отрепетированным вариантом Ким Му Чжина!
– Мне даже в голову не пришло, что хоть кто-то сможет помочь, – вздохнул Хён Су и услышал ответный удивлённый вздох, эхом прокатившийся по залу суда. – После известия о том, что отец – серийный убийца, исход суда был предрешён.
Общий вздох из удивлённого стал сочувствующим.
– Староста Квон Сон Бок запугивал До Хэ Су? – по-прежнему участливо спросил адвокат.
Хён Су увидел, как у сестры по щекам покатились слёзы. Он знал, что эти вопросы и ответы на них вспарывают Хэ Су душу, возвращая в прошлое, но ему нужно было это сказать.
– Когда староста забирал меня на ритуалы, сестра ночами не смыкала глаз. И её часто тошнило…
Он сказал правду. Он говорил только правду, так почему же ему было настолько паршиво?
Потому что на него смотрела Чжи Вон. Смотрела так, словно впервые видела его. И видела насквозь. Ей он лгал больше и дольше всех. Так имел ли он теперь право хотя бы на слово лжи?
Судя по лицам, присяжные были на его стороне. И этому следовало радоваться. Но отчего-то Хён Су не мог. Он нервно крутил кольцо на пальце, безуспешно силясь посмотреть на Ча Чжи Вон, и до него словно издали донеслось:
– Прокурор может приступать к вопросам…
И прокурор приступил. Вернее, приступила, потому что в вишнёво-чёрной мантии, напоминающей Хён Су окровавленную школьную блузку сестры, над ним нависала хрупкая молодая женщина с каменным лицом и холодным, металлическим, как секатор, голосом:
– До Хён Су, – лязгал этот безжалостный голос у него в ушах, – вы сменили личность и обманывали всех вокруг пятнадцать лет. Жертвой обмана стала и ваша жена, офицер полиции. Это так?
И почему он решил, что у девушки-прокурора бесстрастное лицо? На нём ярко выделялись глаза, горевшие азартом гончей. Она непременно хотела уничтожить его, засадить его сестру за решётку и получить продвижение в карьере. У неё даже подёргивались крылья носа от предвкушения неизбежного триумфа. Когда-то на него так же смотрел староста Квон Сон Бок. По схожим причинам.
– Это так? – гнула своё прокурор.
Но Хён Су сквозь скрежет металла в её голосе слышал только учащённое дыхание Ча Чжи Вон, не отдавая себе отчёта, как у него это получается.
– Я права? – ширились кроваво-вишнёвые струи на чёрном.
Они топили его, чтобы он захлебнулся в чувстве вины, чтобы не смог выплыть на поверхность из тьмы. Чтобы он…
Хён Су перестал терзать кольцо на левой руке и заставил себя вернуться в реальность.
– Да, это так, – признался он и похолодел, услышав шепотки в зале:
– Значит, всё-таки он лгал…
– Я же говорила, что он псих…
– Он же не способен испытывать вину.
Не способен? Тогда как называется то, чем он давился сейчас, думая о Чжи Вон?
А прокурор подходила к нему всё ближе, красные полосы почти заполнили собой всё пространство.
– Как вам удалось так искусно всех обманывать? У нас есть сведения, что вы не испытываете эмоций, как остальные люди.
Нормальные.
Она очевидно хотела сказать – нормальные люди, но сдержалась, лишь на секунду запнувшись.
Крыть было нечем. Его медицинские документы с заключением психиатра разве что по ТВ не показывали. «Отсутствие эмоций, экспрессии, интереса». «Нехватка эмпатии и чувства вины». Что там ещё было, Хён Су уже не помнил, да это и не имело сейчас значения. Для него вдруг важным стало совсем иное.
– Так знакомо ли вам чувство вины? – словно прочла его мысли прокурор, и уголки её губ дёрнулись вверх.
Отвернувшись от неё, Хён Су посмотрел на Чжи Вон. Впервые за время заседания. И тут же ухнул в её взгляд. Она смотрела на него с тревожным ожиданием, но оно не было суровым, осуждающим или равнодушным. Это ожидание было каким-то… родным, отчего сразу захотелось плакать. Так Чжи Вон смотрела на него в недавнем сне.
Хён Су спал, да, спал во сне в своей постели, в своём доме. Вернее, их с Чжи Вон доме. Он, кажется, был болен или ранен – он не помнил, но помнил, что она сидела рядом на постели и гладила его по щеке. Это прикосновение тёплых пальцев Хён Су ощутил и сейчас от одного только её взгляда. Вспомнив тот уютный сон, полный ласки, и свои ощущения после пробуждения, Хён Су смутился, и у него напрочь вылетел из головы заготовленный ответ на этот вопрос. Му Чжин предвидел и его – ну надо же!
А в голове прозвучало:
– Я люблю тебя. Я люблю тебя, Чжи Вон…
И тут же за ним издалека прошелестел голос сестры:
– Ты её любишь, свою жену?
– Нет, я никогда такого не испытывал. Это чувство мне незнакомо.
Неужели это говорил он? И первое, и второе? Но это значит, что он лгал. В каком-то из случаев точно! Хотя… Это же был только сон. Или всё-таки нет?
– Господин До Хён Су? – напомнила о себе прокурор точно так же, как до этого адвокат, но в отличие от него, у девушки в голосе звенела сталь, которая вмиг отрезвила Хён Су.