Сильные мужские руки крепко прижали меня к их обладателю, я потерлась ягодицами о его твердый член, но Снежин не спешил дать мне то, чего я желала. Полностью отдалась в его власть, покорилась его воле — да, я знаю, что он безжалостный хладнокровный убийца — плевать на все, на мою гордость, убеждения, на чье-то мнение и на весь этот мир в целом. Мой мир не сможет без него, пусть это напоминает сумасшествие, но что вообще, скажите мне, еще можно назвать нормальным сейчас?.. Он моя слабость, дыхание жизни и биение моего сердца. Ладонь прочертила дорожку вдоль позвоночника — снизу вверх и обратно, затем ее владелец чуть надавил мне на плечи, вынуждая присесть. Норд уложил меня на пол, на живот, а сам оперся на колени и начал поглаживать мою спину. Мягкость в его действиях была нежданной, но чертовски приятной. Мужчина будто знал, где следует нажать сильнее, а где едва коснуться, подобно летнему ветерку. Я чувствовала тяжесть его обнаженного тела, и это добавляло особую пикантную нотку в происходящее.
Простые прикосновения ослабляли тугую пружину скрученных нервов. Он склонился и чуть прикусил мочку моего уха, едва касаясь губами, спустился вниз по шее, после оставляя горячие печати поцелуев. Не удивилась, если бы узнала, что именно Снежин и был мифическим змеем-искусителем: после всего, что было между нами, я готова была поверить и в это. На мгновение отстранился, чтобы приподнять мои бедра, отчего я прогнулась, потягиваясь подобно кошке. Он искушал, неторопливо проводя головкой своего члена по самой чувствительной точке, но не торопился наполнить меня… Долгожданная истома завладела мной, когда я почувствовала череду его толчков внутри себя. Время спуталось клубком из обрывков эмоций: огненные нити накала страстей сменялись разноцветными лентами разрядки и осыпались лепестками затишья, чтобы вновь взмыть ввысь искрами любовного притяжения…
Мой язык легкими прикосновениями крыльев бабочки, едва касался его навершия, влажного после нашего единения. Янтарные глаза потемнели, наблюдая за моей игрой. О нет, я не надеялась на чудесное спасение, прощение или что-то еще. Истина проста: я никогда не смогу пресытиться этим мужчиной, мне всегда будет мало его ласк, его голоса и взгляда. Даже если прикажет танцевать на лезвии ножа, не смогу сама отпустить его руку. Пусть он уже уберет свою, не выкрикну проклятий, а возблагодарю за наши встречи. Любовь? Нет. Одержимость? Не знаю…
После меня качали волны приятной усталости, как бывало всегда. Кто я? Обычная смертная женщина, которой довелось не просто возомнить себя богиней, но и побыть ею, пусть и на крайне малый срок. Я и так слишком часто получала отсрочку от смерти, играла с ней в прятки в хитросплетениях лабиринта. Что ж, похоже, это тупик. Норд пристально рассматривал меня, показалось или в этом взгляде мелькали всполохи сожаления? Нет, почудилось. Вновь непроницаемый, холодный взор. Когда он поднялся, я пожирала взглядом каждую линию его тела, чтобы это зрелище буквально отпечаталось на сетчатке моих глаз. Он подал мне бокал, где напиток цвета сумерек, едва пузырился. В воздухе разливался аромат миндаля и лесных ягод, напоенных полуденным зноем. Если бы сейчас снимали фильм о нас, я непременно призналась бы Снежину в любви. Но это реальная жизнь, поэтому я хранила молчание. Так же, без слов, приняла темный яд из его рук, как обычный бокал с искрящимся шампанским.
Ошибаетесь, господин Снежин, если полагаете, что я буду умолять о чем-то, попытаюсь сбежать или выплесну вам все в лицо. Отсалютовала посудиной, точно празднуя самую великую победу в своей жизни, и сделала первый глоток. Вопреки моим ожиданиям, вкус был мягким, ласкающим небо и язык, поэтому я снова отпила. В руке мужчины тоже появился подобный бокал, я даже моргнула от неожиданного появления данного предмета. Вот Норд до краев наливает смертельную жидкость и, копируя меня, салютует.
— Ничего не скажешь? — терять уже было нечего, и я отважно смотрю прямо на него.
— Прощай, — он делает долгий глоток и, не мигая, испытующе, прожигает меня янтарным взглядом.
— И на этом спасибо, — небрежно пожимаю плечиком и, протягивая опустевший бокал, дополняю:
— Еще. Чтобы наверняка.
Я отмечаю все: как перекатываются мускулы под загорелой кожей, легкую усмешку, в ответ на мою реплику, как пальцы обхватывают бутыль и плеск в стеклянной емкости… Слышу стук дождевых капель по карнизу и биение своего отчаянного сердца…
В кончиках пальцев появилось жжение, как бывает, если коснуться крапивы. Почти сразу, к этим ощущениям добавилось легкое онемение. Краткая волна пронеслась по телу так быстро, что я просто не успела запаниковать. Боли не было — только запоздалые сожаления и вихрь сумбурных мыслей… Я ведь так и не попросила прощения у Ника… Успеваю заметить, что глаза Снежина приобретают насыщенный оттенок крови…
Назойливое шуршание настойчиво возвращает меня к жизни — словно по сухим листьям бьют капли воды. Иногда этот звук прерывается звонким плюхом и грохотом — ба-а-ам! Что-то отскакивает от чего-то, и снова наступает равномерный шум. Интересно, на том свете идет дождь?.. Я резко сажусь и судорожно пытаюсь схватить ртом воздух, но у меня получается издать только полувсхлип или хрипение. Бок пронзает боль, и я снова падаю на какое-то ложе, оперевшись на руки. Вокруг ничего не видно, только неясно темнеет прямоугольник окна, где пляшут размытые тени. Не имею ни малейшего представления, где нахожусь, сколько прошло времени и не приснилось ли мне все. Дождь, идет сильный дождь — это единственное, что я понимаю теперь. Плети небесной воды наотмашь бьют по листьям и крыше. Скидываю покрывало и сползаю на пол, одежды на мне нет, поэтому прохладный воздух отрезвляюще действует и отвлекает от болевых вспышек. Подстреленной птицей тащусь к мутному от ливня стеклу — оно начинается практически от пола и уходит к самому потолку. Не успеваю подняться, сломленная новой вспышкой невыносимой боли, от которой спасает лишь забвение…
Никаких сновидений, обрывков из прошлой, далекой, будто чужой жизни. Пустота, словно и не было Вероники никогда и нигде… Где-то заливисто щебечет птаха, то замолкая, то с новой силой радуясь чему-то. Я не спешу открывать глаза, мое дыхание ровное, как после долгого сна, ловлю окружающие звуки, но кроме этой пичуги больше ничего нет. Мне тепло и хорошо. Я снова засыпаю…
Гром разорвал в клочья мое забытье. Я распахнула глаза, но с таким же успехом могла этого и не делать — вокруг плескалась чернильная мгла, изредка расчерченная фиолетовыми вспышками молний. Мне было немного страшно — это ли жизнь после гибели? Поскольку одежды на мне не было, а искать что-то в темной комнате не представлялось возможным, стянула покрывало и завернулась в него. Чувствовала себя я довольно неплохо, поэтому решила выяснить, где нахожусь. В окно бились ветви деревьев, дул сильный ветер, гоняя нависшие тучи. Гроза только набирала силу, и дождя пока не было, лишь редкие крупные капли, но рычание грома и буйство молний обещали скорый разгул стихии. Поддавшись порыву, распахнула высокие створки — где бы я ни находилась, это был первый этаж — практически вплотную к окну подходила стена леса. Ветер взлохматил волосы, резко рванул мое импровизированное одеяние, но я лишь крепче перехватила покрывало. Спрыгнула вниз и поежилась — трава была мокрой, и ноги почти онемели от холода. Мельком посмотрела на свое нечаянное пристанище, небольшой двухэтажный дом, с одной стороны окруженный лесом. Обошла строение, увидев, что впереди деревьев не так много. Прошла, осторожно ступая по земле, чтобы не поранить ноги и не запнуться о выступающие кое-где корни. Передо мной, под дикими порывами ветра, плескалось травяное море. Я уже не была уверена, сон это или явь, но знала, что необходимо следовать дальше.
Острая трава колола нежные ступни, норовила обвить щиколотки, но я упорно бежала дальше. Вскоре берег оборвался, являя взору небольшую полосу песка. Спрыгнула вниз по своеобразным песочным ступеням, поросшим ближе к полю травой. Гроза бушевала, и я спешно залезла под берег, где было что-то напоминающее земляной козырек. Сжалась в комочек с надеждой на лучшее. Губы сами едва тихо прошептали, хотя, заори я во всю глотку, вряд ли кто-то бы услышал: