Он протягивает мне руку.
— Ямато.
— Моё имя ты знаешь.
— Ага. Рен. Вот и познакомились.
Мы обмениваемся рукопожатием, и он уходит.
А этот мужик куда крепче, чем кажется.
Три дня проходят в пути за рутинной работой. Мы движемся по лесу, а дорога постепенно растёт. Как у крупной реки, то и дело в неё впадают дорожки-притоки. Всё чаще встречаются другие путники и даже одинокие торговцы с телегами и скудной охраной. Пару раз попадаются караваны. Поменьше нашего, но везде, где можно что-то выгодно купить, Герт не упускает возможности. Торгует порой на ходу.
В свободное от работы время я тренируюсь и медитирую, как учила сестра, а её — наш деревенский мастер. Во время одной из таких медитаций меня захлёстывают воспоминания из детства.
Во многих семьях братья не ладят с сёстрами и наоборот, но только не в нашей. Мы с Лин — звенья единой цепи, тянущиеся в тёмную глубь веков к первопредкам. Наша семья не знатная, но от того её традиции не становятся менее важными: почитай родителей, заботься о своих близких.
Я всегда чувствовал себя ответственным за сестрёнку, её защитником, даже если порой мне не хватало для этого силы. И она отвечала мне тем же.
Однажды, ещё до того, как Лин пробудила в себе Ки, родители ушли на неделю, оставив нас с ней вдвоём. Такое происходило нередко. Отец отправился на вырубку, а мать ещё раньше него — далеко в чащу за редкими травы.
Я же старший брат, мне положено за ней приглядывать, а вышло всё наоборот. Едва они скрылись из виду, меня словно подкосило, морозной волной накатил озноб, колени подогнулись, и я рухнул на циновки. Трясучка била до дрожи в коленях, зуб не попадал на зуб. В голове плескался раскалённый туман.
Сквозь бред и мутную пелену я видел расплывающееся лицо Лин. Каким-то чудом она смогла затащить меня на лежанку. То и дело прижимала прохладную ладошку к моему пылающему лбу и хмурила брови. Потом принесла какой-то горький настой, целую кружку, приподняла мою голову и поила маленькими глотками. Я морщился, а она ласково гладила меня по волосам: «Потерпи, братик, тебе полегчает.» Её голос доносился, как сквозь толщу воды, но был таким родным, что на душе становилось светлее и дурман отступал.
Она почти не спала три дня и три ночи, то хлопотала на кухне, то поила меня бульоном. Всегда рядом, полная заботы и нежности. Я пытался её прогнать: «Уйди… вдруг заболеешь…»
Она лишь улыбалась, я запомнил эту улыбку на всю жизнь.
«Не говори чепухи. Как я могу оставить тебя одного? Мы же семья»
Лин выхаживала меня, словно дух-хранитель, и благодаря ей я встал на ноги через три дня. Когда лихорадка отступила, я, наверное, впервые в жизни обнял сестрёнку изо всех оставшихся сил. «Спасибо», — только и смог прошептать.
Мы решили, что родители не узнают о моей болезни, не стоило их зря волновать. Матушка, обнаружив пропажу некоторых трав, задавала вопросы, но Лин смогла её убедить, что травы мы пили для укрепления здоровья.
Да… Мы — семья. Цепь прочна лишь настолько, насколько крепки её звенья. Наши не под силу разорвать никому. Вот почему я уверен, что она не могла написать то письмо.
К полудню третьего дня лес редеет, и мы перебираемся из-под крон деревьев на первую дорогу, мощённую камнем. Колёса телег и копыта лошадей звонко стучат по твёрдой породе, не очень умело уложенной на землю. Плиты разного размера, да и подогнаны друг к другу кое-как. Бывает часть совсем плоская и гладкая, а порой хуже грунтовки после дождя.
К исходу этого же дня вдали я вижу чудную картину. На горизонте растягивается длинная гряда крепостных стен. Сердце начинает бешено колотиться всё сильнее по мере нашего приближения. Мне даже не верится, что столько людей может жить в одном месте.
На этой дороге активное движение — пешие путники идут по обочине, а по камню торопливо снуют всадники или громыхают телеги всевозможных форм и размеров. Попадаются очень странные — красочные и нарядные внешне, Вейлор поясняет, что они предназначены для перевозки людей с комфортом, а для других грузов места там мало.
Когда солнце скрывается за высокими стенами города, а небо неуклонно темнеет, мы подходим к исполинским воротам. У входа толпится народ, желающий попасть внутрь, а городская стража в добротных кожаных доспехах лично встречает каждый прибывающий караван.
— Смотрите, кто вернулся. Герт, чертяка! — ухмыляется лысеющий пузатый стражник.
А вот сам хозяина каравана обрадованным этой встречей не выглядит.