Именно такой подход я и начал осуществлять, проводя время только с ней, без Эрика и второго Дэвида. Кульминация в развитии наших отношений наступила однажды вечером в комнате для занятий, когда Эрик и я сидели с Юми в углу холла общежития.
Я тратил много энергии, обучая Юми правильному произношению английских слов. Поскольку время текло, и минуты плавно перетекали в часы, Эрик устал и, наконец, ушел. Вот запись разговора, который произошел между нами несколько дней спустя:
“Эй, я знал, что для меня все кончено, когда ушел тем вечером. Тебе даже не нужно было говорить, что произошло, потому что я видел, к чему все идет”.
“Брось шутить, — ответил я. — Тогда я еще сам не знал!”
“Просто ты не обращал внимания”, - заметил Эрик.
“Думаю, ты прав”.
После ухода Эрика обучение английскому языку растянулось еще на несколько часов. Наконец, уставший и готовый отправиться спать, я собрался уходить. Прежде, чем покинуть комнату (которая случайно оказалась пустой и имеющей лишь один замок), я обнял Юми, чтобы попрощаться.
К моему удивлению, ни один из нас не ушел, что-то удерживало нас вместе. Время шло. Мы сели на диван, продолжая обниматься.
Экзотическая красота Юми завораживала меня. Минут через пятнадцать мы начали целоваться. Сначала это было что-то вроде легких поцелуев, но постепенно они становились все более страстными.
Сейчас рядом со мной был совершенно другой человек, крошечная экзотическая богиня с другой стороны света. Лет пятьдесят назад, на все, что происходило между нами, было бы наложено строжайшее табу.
Мы целовались все с бо льшим азартом, когда желтая оса, случайно оказавшаяся в комнате, ужалила меня за руку. Я закричал от боли, сбросил ее на пол и раздавил ногой.
“Интересно, как она сюда попала ” — спросил я.
“Не знаю”, - ответила Юми. Мы рассмеялись и вернулись к поцелуям.
[Лючия, как ты думаешь, он понял метафору?” — спросил Дедушка.
“Не похоже…” — ответила Лючия. Позже я осозна ю символическое значение жала. Тогда выяснится, что Юми была архетипической “женщиной-пауком”, а не “мадам Баттерфляй”. Во взаимоотношениях с ней я проходил через великую боль манипулирования.]
В ту ночь я лег спать очень поздно, ближе к пяти часам утра, а на следующий день мне нужно было быть в классе в половине одиннадцатого. Но я даже не заметил, что не выспался.
После 21 года одиночества я, наконец, встретился с привлекательной, волнующей меня молодой женщиной. Подходя к друзьям Эрику и Дэвиду, стоявшим возле общежития в Нью Пальце, я буквально витал в облаках.
“Как дела, ребята?” — спросил я, паря в своем маленьком мире.
“Неплохо”, - ответили они. Потом Эрик сказал: “Эй, помнишь, вчера я хотел что-то тебе сказать?”
[Я задумался. Да, в какой-то момент Эрик отвел меня в сторону и сказал: “Я хочу сказать тебе нечто очень важное, но не сейчас”.]
“Да, и что же?” — поинтересовался я с любопытством.
“Не думаю, что КОМУ-ТО из нас следует встречаться с Юми”, - заметил Эрик, безнадежно качая головой, как будто все уже решено.
Я тут же рассмеялся и вызвал в воображении “крылатую фразу”, подхваченную в классе по экспериментальной психологии.
“Да, но знаешь что? Теорию следует развенчать ”, - отреагировал я, продолжая смеяться и держась за живот.
“Что ты хочешь этим сказать?” — решил уточнить Эрик, ожидая моей реакции.
“Вчера вечером я развенчал твою теорию!” — ответил я со сладкой улыбкой.
“Вот дерьмо!” — сказал Эрик, глядя в сторону с изумлением на лице. — Ты еще не слышал, что я хочу сказать”.
“Что именно?” — отозвался я с победной улыбкой.
“Ну, не знаю, как сказать, но… у Юми есть парень”.
“О, Боже”, - воскликнул я. Я почувствовал, как пол уходит у меня из-под ног. Как эта очаровательная девушка могла так поступить со мной, обманывать меня? “Ты уверен?”
“Да, какой-то футболист из Японии. Недавно он уехал учиться в Англию, и, по-видимому, они поддерживают взаимоотношения”.
“Что ж, полагаю, теперь у нее два парня”, - раздраженно заметил я.
Охваченный бурей эмоций, пребывая между экстазом победителя и катастрофой поверженного, я пошел в музыкальную студию — часть класса по компьютерам и электронной музыке.
Из многочисленных опытов сочинения музыки с Джудом я знал, что если в нужный момент вас захлестывают сильные эмоции, вы можете преобразовать их в музыку.
Именно это я и сделал, спонтанно сочинив пьесу, отражающую колебания между радостью и отчаянием. Она все еще остается одной из самых замечательных пьес электронной музыки.
Поскольку наши отношения с Юми продолжались, я решил, что они закончились между ней и ее бывшим парнем. Ей уже пришлось смириться с потерей, но она не хотела признавать сам факт утраты.
Она сама установила срок — 7 ноября. Если ее парень не позвонит и не пришлет ей подарок на день рождения, тогда их отношения официально будут закончены, и титул “ее парня” перейдет ко мне.
(Тот факт, что между нами уже произошло то, что может произойти только между двумя любящими друг друга людьми, не имел никакого значения.)
Наконец, наступило 7 ноября, и я купил Юми огромный торт-мороженое и несколько других подарков. От “парня” Юми не было ничего: ни звонка, ни поздравительной открытки. Юми восприняла их отсутствие крайне болезненно.
Прошло две недели холодного молчания прежде, чем мне удалось прорваться сквозь стену отрицания Юми. И когда она, наконец, признала факт потери, она плакала и часами дрожала, пока я держал ее в своих объятиях.
Вскоре после этого мы сблизились еще больше. У меня в кошельке еще хранится листок бумаги, где Юми написала посвящение этому событию. Оно гласило: “Дорогой Дэвид, ты — мой парень! Я отдам тебе всю свою любовь…”
Под утро, после наших страстных объятий и поцелуев, мне приснился интересный сон, в котором я чинил маленькое электронное устройство. Фактически, мне нужно было его заново собрать.
Шурупы никак не хотели становиться на место, и это было как-то связано с напряжением, которое я ощущал прошлой ночью из-за недостатка опыта и из-за того, что Юми была на 30 см ниже меня. Днем я повел девушку в кафе и купил ей дюжину роз.
Вскоре наше сексуальное общение стало намного лучше и уже не напоминало хирургическую операцию. Юми спросила, почему той ночью я был так серьезен, хотя я не догадывался об этом, пока она не сказала.
После того, как мы вступили в сексуальный контакт, столкновения между нами стали еще интенсивнее. Я начал осознавать, больше из внешнего психологического знания, чем из внутреннего накала эмоций, что отношения между мной и Юми “неконструктивны”.
И вновь, я не хотел видеть уже знакомые паттерны поведения “потакания”, характерные для периода зависимости от марихуаны.
В конце концов, я мог по пальцам пересчитать дни, прошедшие без слез. Каждый раз, когда она пыталась манипулировать моими эмоциями, угрожать разрывом или делать миллион других неприятных вещей, чтобы заставить меня чувствовать себя “недостойным”, я разражался слезами.
Никогда раньше я не чувствовал ни таких величайших взлетов, ни таких катастрофических падений. Такое нестабильное состояние пугало меня до полусмерти, ибо другой человек мог так сильно влиять на мое эмоциональное самочувствие.
Я пригласил Юми к себе домой на праздник Дня Благодарения, сразу же после того, как мы стали близки. В ту пору мы как будто сошли с ума и “занимались любовью” дважды в день. Затем, по возвращении в колледж, нам пришлось делать это урывками между приходами и уходами моего тогдашнего соседа по комнате — Арти.
Хотя Арти, казалось, все понимал и не реагировал на нашу тягу друг к другу, в наших контактах с Юми имелось одно заметное и прискорбное исключение, что нашло отражение в моих личных дневниках. Скажем так, мы должны были воздерживаться от глупостей, если в это время Арти находился в комнате!
Мне стало трудно справляться со стрессом и напряжением от всех взлетов и падений. Тело было физически истощено от тех испытаний, через которые мне пришлось проходить.