Я не могла выразить словами, в каком шоке находилась.
В квартире повисла нерешительная тишина. Мне было тяжело сдвинуться с места. Я медленно перевела взгляд на маму. На ее лице сложно было прочесть какие-либо эмоции, но она стало белее снега.
— Аня… — тихо, почти бесшумно произнесла мама и резко пошатнулась назад, словно от удара.
Я инстинктивно ринулась в ее сторону, чтобы подстраховать от падения, но мама сумела сохранить равновесие. Аня медленно сползла вниз, прижимаясь спиной к двери, и взялась руками за голову. Она запустила пальцы в запутанные волосы, уткнулась лицом в согнутые колени и начала стонать.
Как она добралась до дома в таком состоянии?
— Бли-ин, — промямлила Аня.
Мама издала судорожный вздох. Ее глаза стремительно расширились, и я ожидала любой реакции. Это странно, но я надеялась, что мама разозлится. Почувствует хоть что-нибудь. Будь то даже гнев. Я хотела, чтобы она перестала быть такой спокойной, подошла к Ане, хорошенько бы ее встряхнула и вправила мозги на место.
Но в какой-то момент что-то изменилось. Изумрудные глаза вновь стали холодными и отстраненными, словно мама заставила себя отключить эмоции.
Без чувств проще закрывать на все глаза.
— Мам, — прошептала я подавленно.
Мне было жаль, что ей пришлось увидеть Аню в таком состоянии. Но я надеялась, что, может быть, именно это поможет встать на путь возвращения к прежней жизни.
Мама вздрогнула, услышав звук моего голоса, и, стиснув зубы, обрушила на меня твердый взгляд.
— Помоги своей сестре встать и приведи ее в чувства, — нарочито стальным тоном сказала она.
На выдохе мои плечи осунулись, и я утвердительно качнула головой.
— Я опаздываю, — добавила мама позже, но выглядела она так, словно обращалась уже к самой себе. — Мне нужно идти.
Она посмотрела на сестру, сидящую у двери, но не как на свою дочь, которая совершила проступок, а как на препятствие, мешающее выйти из квартиры и уехать на работу… уехать подальше от дома и проблем.
Проглотив огромный ком, вставший поперек горла, я заставила себя шевелиться и подошла к Ане. Наклонилась и обвила ее плечи руками. Она слабо застонала и стала вяло сопротивляться.
— Пусти, — мямлила сестра, шатаясь.
Я крепче обняла ее.
— Тебе надо умыться, — сказала я ей.
Я увела сестру от входной двери, и мама, даже не взглянув в нашу сторону, вылетела на лестничную клетку.
Когда человек сталкивается с горем, он замыкается в себе. И ему проще убегать от проблем, чем устранять их. Мама как раз такой человек.
Но она не виновата в том, что не способна бороться с болью.
Мама убежала, оставив нас с Аней одних.
Я смотрела на закрытую дверь, но мое внимание тут же переманила на себя сестра, которая приложила руку ко рту, что говорило о том, что ее сейчас стошнит.
— Проклятье! — выругалась я и повела Аню к лестнице.
Как только мы достигли ванной комнаты, она припала к унитазу.
Ее рвало очень долго.
Сестра что-то бормотала и плакала.
Я крутилась рядом, не зная, как к ней подступиться.
Когда Аня закончила, то стала подниматься, но без моей помощи ей бы не удалось этого сделать.
— Ты как? — спросила я, когда мы вышли из ванной.
— Как будто тебе не все равно, — пробубнила она, повиснув на мне.
Ее слова разожгли во мне обиду.
— Если бы мне было все равно, я бы не нянчилась сейчас с тобой, — сказала я угрюмо и толкнула ногой дверь ее комнаты.
Аня ответила мне ядовитым смехом.
Я поморщилась и уперлась взглядом на небоскреб Нью-Йорка, не желая смотреть на бардак. Доведя сестру до кровати, я уложила ее и начала снимать желтые босоножки на танкетке.
— Что ты делаешь? — хмыкнула она и дернула ногой.
Дьявол. Испачкала меня.
Я издала сдержанный вдох.
— Тебе нужно снять грязную одежду, — пояснила я и все же сняла вторую босоножку.
— А тебе нужно оставить меня в покое, — Аня с трудом перевернулась набок.
Я стояла рядом с кроватью и хмуро смотрела на нее, опустив голову. Ее глаза были закрыты, но она не спала.
— Ань, — тихо позвала я.
— Мне не нужна твоя помощь, — едва шевеля языком, проговорила она. — Мне не нужна ничья помощь. Так что… — Аня затихла, так и не договорив.
«Она всего лишь ребенок» напомнила я себе.
Сестра уснула, и ее грязное лицо стало безмятежным. Моя злость на нее растворилась, и я выпустила огорчение вместе с воздухом из легких.
Я укрыла Аню и вышла из комнаты.
Попытаюсь поговорить с ней, когда она… будет в себе.
Мне пришлось отпроситься у Роберта Александровича, чтобы быть с сестрой. Моя компания, хочет Аня этого или нет, ей сегодня просто необходима. Хранитель вошел в мое положение и согласился. Так же я взяла на себя наглость и увильнула от работы Ловца, но только до возвращения мамы. Когда та вернется, я смогу поймать парочку душ.
Я решила провести этот день с пользой. Немного прибралась в комнатах, приготовила борщ на вечер, а оставшееся до вечера время просидела в гостиной на полу с фолиантом напротив. Поскольку было светло, я не прибегала к использованию своего огня. Все-таки, он — полезная вещь.
Не было лишним попытаться пробить один из переведенных иероглифов в интернете. Пришлось помучиться в ожидании, пока открывалась страничка Яндекса. На телефоне оставалось не так много денег, поэтому я должна действовать быстро. За интернет на компьютере я заплатить забыла. С начала летних каникул и начала месяца еще не представилось случая побездельничать, блуждая по просторам всемирной паутины.
Вбив в строку поиска слово «Малум», я не рассчитывала найти ответ. Вылезла информация о яблоках, какой-то сайт о «Bionicle» — я понятия не имела, что это. Просмотрев первую страничку, я не сразу заметила ссылку на «Викисловарь», где «Малум» переводилось с латинского, как бедствие.
О-о-окей.
Я по-прежнему не видела связи между «Малумом», как бедствием, и таинственными «Элементами». И вообще. Может, «Малум» означал что-то другое. Я могла перевести неверно, ведь мне неизвестен язык душ. Черт бы побрал того, кто написал фолиант на нем! Этот человек мог бы обойтись латынью. Уж с ней бы я справилась.
Когда часы пробили три, я сумела перевести еще парочку символов, которые вместе звучали как «Призванный».
В общем, это окончательно убило мой мозг.
Мне пришлось оторвать лоб от ковра цвета эбенового дерева, когда раздался звонок в дверь. Причем звонили настойчиво, и как будто пытались сыграть мелодию, только я все равно ничего не поняла.
Смотреть в глазок не было надобности, так как я знала, кто решил заглянуть в гости. Мои извилины источали пар от перегруженности, и настроение находилось где-то в районе плинтуса, поэтому, открыв входную дверь, я совершенно не смутилась при виде Кости, на которого вчера вечером спокойно взглянуть не могла.
— Привет, Женек! — как-то слишком бодро поприветствовал меня Богданов.
Я машинально провела глазами по его черной футболке с лицом вокалиста «Nickelback» Чеда Крюгера и узким, темным джинсам с массивной цепью. Светло-русые волосы находились в своем обычном состоянии: длинная, взлохмаченная челка поднята вверх. Его лучистая улыбка до ушей затмевала солнце, проникающее сквозь подъездное окно.
— Заходи, — пробормотала меланхолично я, отходя в сторону.
— Разве так встречают лучших друзей? — щелкнув меня по носу, Костя проскользнув в квартиру, и я закрыла за ним дверь.
— Ты почему не в библиотеке?
До конца рабочего дня оставалось пара часов.
— Решил проведать тебя, — сняв черные ботинки на шнурках, отозвался он. — Роберт сказал, у тебя неприятности с сестрой.
Я уныло вздохнула.
— Что-то типа того.
— Она сейчас дома?
— Да. Спит.
Костя послал мне сочувствующий взгляд, от которого я поежилась.
— Расскажешь, что стряслось? — он выудил из черно-красного рюкзака большую, белую, пористую шоколадку «Милка» с фундуком. — Попьем чаек заодно.