Мужчина переметнул цепкий взгляд на Роберта Александровича, который не выглядел так, словно терял контроль над ситуацией.
— Ты хоть понимаешь, бренный, куда возвращаешь меня?
— В ваш новый мир, — ответил Хранитель.
Призрак, изящно взмахнув рукой, громко рассмеялся.
— Я выбрался из ада не для того, чтобы вновь оказаться там.
Почему он назвал Иной Мир адом?
— Вы, живые, — дух обвел пальцем окруживших его Ловцов и Роберта Александровича, — поплатитесь за то, что заставляете нас страдать. Души освободятся, — повторил он ранее сказанные слова не предвещающим ничего хорошего тоном. — Мы вернемся в ваш мир. Он снимет с Них проклятье, и больше не будет боли, — хрипло рассмеявшись, призрак запрокинул голову и развел руки в стороны и торжествующе воскликнул: — Да пробудится Тьма!
По моему телу расползлись мурашки от его истерического смеха.
С разъяренным рыком Рэд толкнул духа в Портал, и тот растворился в слепящем голубом сиянии.
— Достал, блин.
— Чудик, — с легкой растерянностью сказала Виолетта.
— Что он имел в виду? — с озадаченным лицом Хранитель смотрел в пустоту перед собой.
— А? О чем вы? — спросил Рэд.
Какая еще Тьма должна пробудиться? И почему призрак сказал, что души страдают в Ином Мире? О каком освобождении шла речь? Он явно был не в себе.
— Я должен рассказать об этом Денису, — пробормотал Роберт Александрович.
С этими словами он закрыл Портал и оставил ничего не осознающих Ловцов тонуть в вопросах.
— Я больше не буду жаловаться на скуку, — подытожил Костя и покинул Середину.
Я вернула компасную стрелку медальона на юг.
— Все это очень странно, — не могла не согласиться я.
— Нам еще восстания мертвецов не хватало.
Слова о страданиях душ не давали покоя. У меня была одна очень веская причина переживать и ломать голову над ситуацией. Если призрак говорил правду, то моему папе тяжко приходится в Ином Мире. Невыносимее всего была мысль о том, что душа твоего родного человека мучается, и ты ничем не можешь ему помочь.
Неспособность помочь тому, кого любишь, истинная форма слабости.
СЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА
К середине дня ситуация с призраком князя Николая какого-то там улеглась. Все разбрелись по своим делам. На следующий день об этом никто не вспомнил.
Мы с Костей сидели за стойкой, присматривая за читальным залом.
— Скажи, — оторвавшись от чтения брошюрки, я повернула голову к блондину, который слушал музыку в одном наушнике. — Ты реально собрался охотиться на Больтараса?
Костя смотрел на меня с застывшим вопросом в глазах, а потом вспомнил, что я слышала их разговор, и протянул гласную «Ааа».
— Что еще остается делать? — спокойно ответил он. — Кто-то должен остановить мутанта из мира мертвых.
— Это не тот случай, когда нужно играть в героя, Костя, — не согласилась я.
Он нахмурился.
— Я справлюсь с Больтарасом, каким бы сильным он ни был.
Я раздраженно закатила глаза и бросила брошюру на стойку. Его самонадеянность иногда невероятно злила. Костя возлагал на себя слишком много ответственности. Он считал, что сможет победить всех и вся, но это глубокое заблуждение. Я понимала, что его страсть к риску в большинстве случаев приносила благо. Он не раз спасал мне жизнь, и будет спасать, невзирая, насколько сильной окажется угроза.
Костя верен своим друзьям, своему делу каждой клеточкой души, до последней крупицы сознания. Он готов безоговорочно сделать все ради того, что ему дорого. Я и другие ценят это. Но Костя не позволяет заботиться о себе. Он жертвует, не прося ничего взамен. И однажды его самоотверженность погубит.
— Оставь Больтараса Страгловцу, — я постаралась сделать свой голос непоколебимым. — Денис Валерьевич сам с ним разберется.
— Я…
— Это опасно, — я наклонилась к Косте. — Мы имеем дело с сильным противником. Мы даже толком не знаем, что он собой представляет! Ты собираешься шагнуть в бездну и надеешься найти в неизвестности опору под ногами. Но знаешь, что тебя ждет? Абсолютное, моментальное поражение.
Гнев закипал в моих венах.
Костя и бровью не повел, глядя на меня в упор.
— Ты боишься за меня?
Я громко выдохнула.
— Конечно, дурак.
Он склонил голову вбок и тепло улыбнулся мне.
— Знаешь, твое сомнение в моих способностях уделать какого-то там Больтараса сильно ранит, — театрально приложив руку к сердцу, Костя сделал свои глаза печальными.