Как он сумел перейти в мир живых из Середины? Почему его душа почернела так быстро? Почему он не позволил Ане стащить маму с окна?
Неужели он сам этого хочешь — чтобы мама убила себя?
Быть такого не может! Папа бы никогда не пожелал зла своей семье! И уж тем более смерти.
Ошарашенная увиденным, Аня плюхнулась на пол. Костя, вмиг оказавшийся рядом, оттащил ее на безопасное от призрака расстояние.
— Это… Это… — сестра не могла вымолвить и слова.
Я думала, что у меня в запасе есть еще немного времени. Я думала, что смогу хотя бы разок увидеться с папой и не допустить того, чтобы он сошел с ума, превратившись в злого духа.
Я опоздала.
Я позволила тьме отчаяния поглотить его душу.
Но…
Но это не должно закончиться так!
Если я сейчас же не возьму себя в руки и что-нибудь не предприму, то потеряю и маму.
— Папа, — я с любовью посмотрела на неподвижный черный сгусток. — Папа.
Соленая влага брызнула из глаз, но я улыбалась.
— Я люблю тебя.
Дух вздрогнул.
— Я люблю тебя, папа, — сказала я и неуверенно подняла руку, чтобы дотронуться до него. — Я очень сильно тебя люблю. Прости, что не поняла сразу, что это был ты. Я должна была заметить. Мне так жаль. Ты страдаешь только по моей вине, — боль разрывала на части. — Прости меня.
Я почувствовала тепло на кончиках пальцев, когда те легонько коснулись сгустка.
Случилось невообразимое.
Чернота медленно рассеялась, и вскоре кухню озарило такое родное, голубоватое сияние. Это было настоящим чудом. Никак иначе. Я прежде не слышала, чтобы душа возвращала себе свет, но папа сумел сделать это. На него так повлияли мои слова?
Не веря своему счастью, я дала волю буйствующим чувствам и расплакалась. Все обошлось, ведь так?
На нас смотрел ошеломленно не только Костя, но и Аня. По ее щекам струились слезы, губы были открыты в попытке сказать хоть что-нибудь, но с них срывались лишь рваные вздохи.
На нас смотрела мама, которая сидела на полу у окна и не сводила глаз с души папы.
— Миша, — шептала она с благоговением на белом, как полотно, лице.
Сгусток плавно опустился к ней, и мама, прижав ладонь ко рту, сильно зажмурилась.
— Не уходи, — попросила она.
Дух подлетел ближе.
— Прости, Тая, — несколько квадратных метров заполнил голос отца.
Она вздрогнула и зажмурилась так крепко, словно очутилась в своем самом кошмарном сне.
Я заметила Костю со Шкатулкой в руках.
— Женя? — он взглянул на меня.
Папа должен уйти.
Нам необходимо отпустить его.
— Давай.
Он открыл Шкатулку.
Я отвернулась, не желая видеть, как душу отца затягивает внутрь.
В плененной мраком кухне повисло гробовое молчание, разбавляемое надрывистым, скорбным рыданием.
ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ГЛАВА
Аня взяла с меня обещание, что я обо всем расскажу ей, как только вернусь из библиотеки, куда сейчас направлялась с Костей, чтобы вернуть душу отца в Иной Мир. Я солгала ей. Конечно, она ни о чем не узнает. Ей, как и маме, сделают Форматирование, и этот вечер навсегда сотрется из их памяти.
А я буду помнить, и не хочу забывать. Воспоминания, пусть и дико болезненные, ценнее всех драгоценностей мира, потому что они о папе. Избавиться от них будет равносильно предательству.
— Женя?
Я услышала голос Кости и поняла, что остановилась посреди улицы, крепко прижимая к себе Шкатулку с душой близкого человека внутри.
— Извини, — я протерла слипающиеся глаза. — Задумалась.
Костя подошел ко мне и наклонил голову, чтобы видеть мое лицо.
— Задам самый идиотский вопрос, но… как ты?
Я хрипло усмехнулась.
— Буду в порядке.
Нескоро, но все обязательно наладится. Потребуется время, чтобы без дрожи вспоминать сегодняшний вечер, попытку самоубийства мамы, почерневшую душу отца, балансирующую на грани с безумием, но сумевшую вернуться к свету, шок Ани… Прошло несколько минут с тех пор, как мы вышли из подъезда, но для меня этот короткий промежуток времени был равен бесконечности.
— Я сочувствую, Женька, — тихо сказал Костя.
— Да. Я тоже, — еще тише пробормотала я.
Мне вновь предстоит попрощаться с папой. Как и восемь месяцев назад, я буду смотреть на его исчезающую душу и давиться непрекращающимися слезами. А потом не смогу встать с постели неделю, буду думать, думать и думать… терзать себя до изнеможения.
Я слегка опешила, когда Костя один шагом миновал оставшееся расстояние между нами и притянул меня к себе. Его руки бережно, но крепко обвились вокруг моих плеч. Он уткнулся носом мне в шею и шумно выдохнул. Его горячее дыхание прогнало волну мурашек по моему закаменелому телу.