Старик подходит ко мне, опускает морщинистую ладонь на мою голову, взлохмачивает волосы.
— Рад за тебя, парниша. Эх… — он тяжело вздыхает. — Без твоей помощи мне станет тяжело.
— До моего появления ты справлялся со всем сам, — чуть улыбаюсь. — Вряд ли что-то изменится за следующие три года.
— Но… ты же не забудешь меня, Гиртан? — Эйол опускается передо мной на корточки, смотрит в глаза, по-доброму улыбаясь, по-прежнему держа руку на моей голове.
Не могу сдержать внутренний порыв и кидаюсь к нему на шею, сильно обнимаю.
— Тебя забудешь, зловредный старикашка… — говорю чуть слышно.
Привратник заходится в сиплом смехе, отвечая на мои объятия.
— Три года пройдут, и не заметишь, — отсмеявшись, кряхтит Эйол.
— Главное — не помри за эти три года, — шепчу я. — Ты… так уверен, что я пройду испытание…
— Конечно, малыш, — усмехается старик, гладя меня по голове. — У тебя всё получится.
Все восемь лет я готовился к этому знаменательному завтра. Именно завтра меня вместе с другими детьми заберут учителя Ордена Хранителей. Нас увезут в горный храм — если точнее, тех, кто пройдёт испытание стихии…
Первые полтора года, пока я не научился ходить и говорить, со мной во всю нянчился Эйол. Потом я стал помогать ему и тем, кому он указывал. То двор храма подмести, то картошку почистить — на подмогу храмовому повару, то дерьмо в конюшне выгрести — уже на подмогу храмовому конюху. Чем взрослее и крепче я становился, тем сложнее становились поручения. Воды из колодца натаскать для коней, дров для очага принести, землю в огороде храмовом взрыхлить. И все, кому не лень, считали своим священным долгом показать мне моё место да использовать. Короче, никакого детства, никаких игрушек, никакого баловства. Я не выёживался и терпел. К тому же все эти физические и психологические нагрузки делали меня крепче и сильнее. В общем, я старался не выделяться и не привлекать к себе лишнего внимания, как советовал отец перед тем, как покинуть меня… навсегда? Хрен его знает… И я помнил о наставлениях Галфала — я слушал мир всегда и везде, чем бы я ни занимался. Не понимал, зачем это нужно, но всё равно продолжал — мой первый наставник был слишком серьёзен, когда произносил те слова. Так что даже банальное «подмести двор» или «выполоть грядки» превращались для меня в своего рода медитацию…
Я понимал, что у Эйола и так забот невпроворот, поэтому старался не создавать ему дополнительных проблем и лишней головной боли. Получалось не всегда, поэтому приходилось иногда слушать его раздражённое ворчание по поводу того, что свалилось на его голову дитя-недоразумение. Ворчание это, конечно, было несправедливо, ибо я, пусть и маленький, но с мозгами взрослого человека, а потому выполнял все поручения со всей прилежностью… ну, насколько позволяло моё тельце.
— Чудной ты, — прокряхтел Эйол, когда однажды утром увидел меня, делающего зарядку и растяжку после умывания. А потом всё чаще стал замечать, что я в свободное время отжимаюсь, качаю пресс или приседаю с мешком камней за плечами. И тренировки, и поручения старика да прочих обитателей храма выматывали, но в голове, каждый раз когда хотелось опустить руки, расслабиться, гремела мысль: «Путь боли и страданий сделает тебя крепким и гибким, подобно булатной стали». Не знаю, что это за сталь такая и откуда эта мысль пришла мне в голову, но звучала она здраво и воодушевляюще. Так что я терпел… снова и снова, скрипя зубами, сжав челюсти, терпел, зная, что тут речь не о банальном успехе. Нет, от этого напрямую зависит моё выживание. Ибо где-то в этом мире есть те, кто желает меня убить. Пусть и прошло восемь лет, но я не забыл свою первую встречу с первым разумным существом этого мира, когда вокруг ни души, холодно, голодно, а над тобой вздымается кинжал… и глаза безумца, возжелавшего принести меня в жертву во славу Даррата.
Слова Галфала — «видишь гэрнита — беги со всех ног» — тоже не прибавляют оптимизма. Я не знаю, как выглядят эти гэрниты, так что даже не представляю, от кого придётся бежать. Но одно знаю точно — слабый далеко не убежит и станет едой.
И ещё мой ангельский отец советовал почаще пребывать под солнечным светом.
— Будет трудно, сын, будет невыносимо жарко, но чтобы стать сильнее, чтобы постичь ваирагию света, тебе придётся впитать сияние Хирата и Садата. Все галамиры через это проходят, ну а сэнайны, — он загадочно улыбнулся, — тем более.