Трегубов поднялся на ноги. К нему шел Пересветов. Шел он с изменившимся лицом и даже как будто слегка покачивался, опираясь на дубовую трость. Вероятно, он видел все. Медленными шагами он подошел к Трегубову, повернул к нему свое позеленевшее лицо, и дубовая трость в его руке задрожала и заколебалась: он как будто желал поднять ее, но у него не хватало на это силы. Это продолжалось с минуту. Наконец, он овладел собою и, улыбнувшись бледными губами, сказал:
— Здравствуйте, Прохор Егорыч.
— Bonjour, — отвечал Трегубов и стал очищать рукою прилипший к его коленям песок.
С минуту они помолчали. Настасья Петровна глядела на них уже сухими глазами.
— Я тут с Настасьей Петровной беседовал, — заговорил, наконец, Трегубов. — О деньгах ей напоминал.
— Деньги мы вам заплатим своевременно, — прошептал Пересветов, — будьте благонадежны!
Трегубов усмехнулся.
— Буду весьма рад! Только-с верно ли это? — И он добавил: — Дайте-ка мне вашу палочку.
Пересветов, бледнея, безмолвно подал свою трость.
— Вы вот ею чуть-чуть пошутить не вздумали, — проговорил Трегубов и тоже побледнел, — так вы это напрасно, сударь. В следующий раз поостерегитесь, а не то…
Трегубов не договорил и отдал трость обратно в руки Пересветова. Тот улыбнулся жалкой усмешкою.
— Да я ничего, Прохор Егорыч, — прошептал он.
— То-то ничего, проводите-ка вы меня лучше на двор, а то еще, пожалуй меня ваша собака укусит. Вы ведь все здесь словно с ума сошли. Addio, — весело приподнял он шляпу перед Настасьей Петровной.
И, позванивая брелоками, он пошел вон из сада. Пересветов следовал за ним без палочки. Палочку свою он забросил уже в кусты.
— Деньги-то у вас совсем готовы или только в проекте? — спросил его Трегубов, когда они были за калиткой.
— Почти готовы, — отвечал Пересветов, — почти, обещали непременно!
Трегубов усмехнулся.
— А-а, обещали! — протянул он. — Посулила бабка внучке барана, да жаль померла рано! Аu revoir!
И он быстро исчез за воротами, согнувшись на своем велосипеде.
Пересветов крупными шагами вернулся в сад к жене и, заглянув ей в лицо, внезапно, с бешеной злобой крикнул:
— Др-рянь, разве я не вижу, др-рянь, что ты сама вешаешься к Трегубову на шею! Др-рянь, др-рянь!
И он сильно толкнул от себя жену; та едва не упала со скамьи и глядела на мужа широкими недоумевающими глазами.
— Др-рянь! — снова выкрикнул Пересветов и вдруг упал перед женой на колени. — Голубка, родная, прости… голубка!
Он заплакал, припадая лицом к ее коленям.
Настасья Петровна нежно обняла шею мужа руками и стала, плача, целовать его в лицо, в щеки, в губы.
Они плакали оба.
IV
Тринадцатого мая весь день Пересветов ждал к себе Беркутова. Но день проходил, а Беркутов не ехал. Пересветов начинал сильно беспокоиться. Вечером он стоял на крыльце своего домика, поджидал Беркутова и с кислым выражением на всем лице переругивался с стоявшим возле мужиком. У мужика Пересветов только что купил стан колес и не доплатил ему, по своему обыкновенно, четвертака. Мужик чесал в затылке и говорил:
— Опять четвертака не додал… А еще барин! Сколько за тобой моих четвертаков пропадает, и счесть нельзя. За кудель не додал, за смолу не додал, за колесы опять не додал. Эх, ты… совесть!
— Ну, ты, ну, ну, — сконфуженно бормотал Пересветов, — ну, сказал раз… и будет. Стоит из-за четвертака два часа разговаривать!
— А не стоит, так отдай!
Мужик сердито косился на Пересветова. Его борода была очень всклочена, а его нос, плоский у переносицы, внезапно приподымался над верхней губою и походил на взведенный курок.
— Ну, ну, будет, — бормотал Пересветов, — будет, дружок, сказал и довольно!
Слово «дружок», очевидно, успокоило мужика, он весело улыбнулся, полез в свою телегу и, забрав веревочные вожжи, шутливо крикнул:
— Достанется тебе на том свете за мои четвертаки.
Его телега с грохотом исчезла за воротами. Пересветов остался на крыльце и теребил русую бородку. «У мужиков по четвертакам ужиливаешь, — думал он, — вот жизнь-то собачья! — Он вздохнул. — Привезет ли Беркутов деньги, или не привезет? — снова подумал он. — Если не привезет, я зарезан». Задумчиво он сошел с крыльца и вышел за ворота. В поле было совершенно тихо. Розовая полоска зари постепенно темнела снизу. За светлой полосой Калдаиса, в лугах, громко кричали коростели. Со стороны богатой усадьбы Трегубова долетало блеяние загоняемого стада. «У меня нужда, а у него двести тысяч! — подумал Пересветов с тоскою. — Двухсоттысячный корпус, шутка сказать. С таким корпусом мне воевать трудно!» Он глядел на усадьбу Трегубова.