— Да, я все знаю об ощущении нехватки чего-то.
Джон снова перевел взгляд на искусственный протез и кивнул головой.
— Как это случилось? — Когда он подтвердил правильность догадки, Фьюри, помолчав немного, все же ответил:
— Я отстрелил ее.
Дверь распахнулась, и суровый мужской голос раздался в комнате:
— Мне нужно знать…
Джон поднял глаза, когда речь незнакомца оборвалась. И отпрянул.
В дверном проеме стоял мужчина со шрамом — его лицо было искажено раной, идущей от самого верха до середины. Но не это так поразило Джона. Черные глаза на разрушенном лице были словно тени заброшенного дома, полные обещания нестерпимой боли.
И в довершение всего, у мужчины была свежая кровь на штанине и ботинке.
Злой взгляд сощуренных глаз вперился в Джона словно порыв холодного ветра.
— На что ты уставился?
Фьюри опустил ногу на пол.
— Зед…
— Я задал тебе вопрос, мальчик.
Джон нащупал свой блокнот. Он быстро написал несколько слов и повернул его так, чтобы мужчина смог прочитать, но каким-то образом это лишь усугубило ситуацию.
Деформированная верхняя губа поднялась, обнажая огромные клыки.
— Ну да неважно, парень.
— Отвали, Зед, — вступил Фьюри. — У него нет голоса. Он не может говорить. — Он повернул блокнот к себе. — Он приносит извинения.
Джон изо всех сил сопротивлялся порыву спрятаться за креслом, когда изуродованный мужчина снова посмотрел на него. Но потом агрессия, исходившая от вампира, ослабла.
— Ты вообще не можешь говорить?
Джон покачал головой.
— Ну, а я не могу читать. Не повезло. Нам с тобой.
Джон быстро заработал своей ручкой. Когда он показал свой блокнот Фьюри, мужчина с черными глазами нахмурился.
— Что парень написал?
— Он говорит, что все нормально. Он хороший слушатель. Ты можешь говорить с ним.
Мужчина отвел бездонные глаза.
— Мне нечего сказать. Теперь. На что, к чертям собачьим, мне поставить термостат?
— На семьдесят градусов[37]. — Фьюри прошел через комнату. — Цифры вот здесь, видишь?
— Я недостаточно далеко повернул указатель.
— И удостоверься, что вот этот рычажок включения полностью повернут направо. В противном случае, на что бы ты ни поставил указатель, тепло все равно не пойдет.
— Да… хорошо. И ты можешь сказать, что здесь написано?
Фьюри посмотрел на квадратный листок бумаги.
— Это указания по дозировке для уколов.
— Да неужели. Так что мне делать?
— Ей больно?
— Сейчас нет, но я хочу, чтобы ты наполнил один шприц и сказал, что нужно делать, на тот случай, если Хэйверс не сможет добраться сюда достаточно быстро.
Фьюри взял пузырек и вынул шприц из упаковки.
— Хорошо.
— Сделай все, как надо.
Закончив, Фьюри снова одел крышку на лекарство, и они заговорили на Древнем Языке. Страшный парень спросил:
— Как долго тебя не будет?
— Около часа, наверное.
— Тогда окажи мне сначала одну услугу. Избавься от седана, на котором я привез ее.
— Уже.
Мужчина со шрамом кивнул и вышел, дверь за ним закрылась.
Фьюри упер руки в бока и уставился в пол.
Потом он подошел к коробочке из красного дерева, стоявшей на конторке, и достал оттуда что-то, напоминающее косяк. Зажав самокрутку между большим и указательным пальцем, он поджог ее и глубоко затянулся, удерживая дым внутри, прикрывая глаза. Когда он выдохнул, комнату заполнил запах обожженных кофейных зерен и горячего шоколада. Приятный аромат.
Мышцы Джона расслабились, и ему стало интересно, что было в той сигарете. Точно не марихуана. Но и не обычный табак.
«Кто он?» — Написал Джон и показал блокнот Фьюри.
— Зейдист, мой брат-близнец. — Фьюри слабо рассмеялся, увидев, как непроизвольно открылся рот Джона. — Да, я знаю, мы не особо похожи. Сейчас, по крайней мере. Слушай, он немного раздражительный, так что, возможно, тебе стоит просто давать ему немного больше пространства.
«Да не может быть», — подумал Джон.
Фьюри натянул нагрудную кобуру и засунул в один из кармашков пистолет, кинжал с черным лезвием — в другой. Он ушел в гардеробную и появился одетым в черный кожаный бушлат.
Он затушил косяк — или что там это было — в серебряной пепельнице, стоявшей рядом с кроватью.
— Ну, хорошо, пойдем.
Глава 11
Зейдист тихо проскользнул в свою комнату. Настроив термостат и положив лекарство на конторку, он подошел к кровати и прислонился к стене, держась в тени. Время словно остановилось, когда он, наклонившись к Бэлле, наблюдал за едва заметными движениями покрывала на ее груди, следовавшими за дыханием. Он чувствовал, как минуты перетекают в часы, но все равно не мог сдвинуться с места, даже несмотря на онемевшие ноги.
В свете свечей он видел, как раны на ее коже исцелялись прямо на глазах: синяки исчезали с лица, опухоль около глаз спадала, порезы затягивались. Благодаря глубокому сну, тело с легкостью боролось с нанесенным вредом — ее красота постепенно возвращалась, что приносило неимоверное облегчение. Высшие круги, в которых она вращалась, отвергли бы женщину с любыми физическими недостатками. Да, именно такими и были аристократы.
Подумав о своем красивом холостом близнеце, он понял, что на его месте должен был быть Фьюри. Он бы стал идеальным спасителем, учитывая совершенно очевидное влечение, которое брат испытывал к этой женщине. К тому же, она была бы рада проснуться рядом с таким мужчиной. Любая была бы счастлива.
Так какого черта он не возьмет и не отнесет ее в комнату Фьюри? Сейчас же.
Но он не сдвинулся с места. И смотря на нее, лежащую на подушках, которых никогда не касалась его голова, между простынями, которые никогда не окутывали его тела, он вспомнил прошлое…
С того дня, как раб впервые очнулся в темнице, прошло много месяцев. Не осталось ничего такого, чего бы не было сделано с ним, в нем или на нем: жизнь крутилась в предсказуемом ритме следующих друг за другом надругательств.
Госпожа была поражена его мужским достоинством и считала нужным продемонстрировать его всем мужчинам, которым оказывала покровительство. Она приводила в темницу незнакомцев, смазывала раба бальзамом и выставляла его на всеобщее обозрение словно породистого жеребца. Он знал, что она делает это лишь для того, чтобы вселить в других неуверенность — он видел удовольствие, светившееся в ее глазах, когда зрители потрясенно качали головами.
Когда же неминуемое насилие начиналось, раб изо всех сил пытался вырваться из собственного тела. Это помогало ему выносить происходящее: он поднимался к потолку, все выше и выше, и парил там словно облако. Если удача переходила на его сторону, у него получалось отключиться от насилия полностью и просто витать, наблюдая со стороны за ставшими чужими унижениями, болью и опущением. Но это срабатывало не всегда. Порой у него не получалось освободиться от собственного тела, и тогда муки поглощали его.
Госпоже приходилось постоянно использовать бальзам, и со временем он заметил кое-что необычное: когда он оставался заперт в своем теле и все происходящее становилось реальностью, когда звуки и запахи прорывались в его мозг словно стаи крыс, даже тогда нижняя часть его тела как будто принадлежала другому живому существу. Все, что он чувствовал там, отдавалось лишь слабым эхом в его сознании. Это было очень странно, но он был благодарен. Это онемение спасало его.
Оставаясь один, он учился контролировать свое огромное, пережившее превращение тело. Достигнув успехов, он бесчисленное множество раз нападал на охранников, совершенно не раскаиваясь в подобных вспышках агрессии. На самом деле, он уже не чувствовал ничего общего с этими людьми, следившими за ним и находившими столько отвращения в исполнении собственного долга. Их лица были знакомы ему не больше, чем призрачные фигуры из снов, являя собой лишь жалкие остатки прошлой жизни, от которой ему стоило бы получать больше удовольствия.