— Это я, Зед.
Зейдист опустил клинок и засунул его в кобуру.
Бывший полицейский отдела по расследованию убийств был стопроцентной аномалией их мира, единственный, кого Братство впустило в свой узкий круг. Бутч жил в одном доме с Ви, помогал Рейджу[17] качаться в спортзале, разделял страсть к шмоткам с Фьюри, и по каким-то, известным только ему самому причинам похищение Бэллы заботило его также сильно, как и Зеда. Так что у них тоже было кое-что общее.
— Что случилось, коп?
— Ты собираешься домой?
Прозвучало скорее как утверждение, нежели вопрос.
— Не сейчас.
— Скоро рассвет.
Не имеет значения.
— Фьюри послал тебя за мной?
— Нет, я пришел по своей воле. Когда ты не вернулся после того, за что заплатил, я подумал, что ты можешь отправиться сюда.
Зед скрестил руки на груди.
— Ты беспокоишься, что я убил ту женщину, что увел в переулок?
— Нет. Я видел ее в клубе перед уходом.
— Так почему я сейчас на тебя смотрю?
Мужчина взглянул вниз, словно обдумывая, что именно сказать, и начал слегка покачиваться вперед-назад в дорогущих кожаных туфлях, которые так любил. Потом он расстегнул свой модный кашемировый пиджак.
А… Так Бутч был только посланником.
— Выкладывай, коп.
Мужчина потер большим пальцем над бровями.
— Ты ведь знаешь, что Тор разговаривал с семьей Бэллы, так? И что ее брат — горячая голова? Ну так вот, он знает, что кто-то приходит сюда. Из-за сигнализации. Каждый раз, когда она выключается или включается, он видит это. Он хочет положить конец этим визитам, Зед.
Клыки Зейдиста обнажились.
— Жестко.
— Он выставит охрану.
— Какая ему вообще разница?
— Да ладно тебе, приятель. Это же дом его сестры.
Твою мать.
— Я хочу купить дом.
— Не получится, Зед. Тор сказал, что семья не собирается в ближайшее время выставлять его на рынок недвижимости. Они хотят сохранить его.
На секунду стали видны коренные зубы Зеда.
— Коп, окажи себе услугу — свали отсюда.
— Лучше я отвезу тебя домой. Рассвет чертовски близко.
— Да, мне просто необходимо услышать это от человека.
Бутч выругался.
— Отлично. Поджаривайся, если хочешь. Но сюда не возвращайся. Ее семья и так через многое прошла.
Как только дверь за копом захлопнулась, Зед почувствовал, как жар прокатился по телу, словно кто-то завернул его в электрическое одеяло и включил температуру на максимум. Пот выступил у него на лице и груди, желудок сжался. Он поднял руки. Ладони стали влажными, пальцы подрагивали.
«Физиологические признаки стресса», — подумал он.
У него, очевидно, проявилась какая-то эмоциональная реакция, но, будь он проклят, если знал, что она означает. Он улавливал лишь сопровождающие симптомы. Внутри него было пусто, не было никаких чувств, которые он был способен определить.
Он оглянулся кругом и понял, что хочет спалить это место дотла, чтобы оно не досталось никому. Лучше это, чем знать, что он никогда не сможет вернуться сюда.
Но это стало бы равносильно боли, причиненной лично ей.
А раз он не мог оставить гору пепла, уходя отсюда, он должен был забрать что-то. Думая о том, что он мог бы взять с собой и дематериализоваться с этим, он прикоснулся к тонкой цепочке, плотно обхватывавшей его шею.
Ожерелье с крошечными бриллиантами. Он нашел его в ночь похищения среди осколков на терракотовом полу ее кухни. Он отмыл цепочку от ее крови, починил застежку и с тех пор не снимал.
Бриллианты вечны, так ведь? Они будут жить всегда. Как и его воспоминания о ней.
Перед уходом Зейдист в последний раз взглянул на аквариум. Еда почти исчезла с поверхности, маленькие рты хватали ее и уносили в темную бездну дна.
* * *Джон не знал, как долго провел в объятьях Велси, но чтобы вернуться к реальности потребовалось немало времени. Когда он, наконец, отстранился, она улыбнулась ему.
— Ты уверен, что не хочешь рассказать мне о кошмаре?
Руки Джона задвигались, и она внимательно следила за жестами, потому что только начал учить Амслен[18]. Он знал, что делает это слишком быстро, поэтому наклонился и схватил один из своих блокнотов и ручку с прикроватного столика.
Сон был ни о чем. Я в порядке. Хотя, спасибо, что разбудила.
— Хочешь вернуться в постель?
Он кивнул. Казалось, за последние полтора месяца он не занимался ничем, кроме сна и еды, но его голоду и изнеможению не было видно конца. Да и потом ему нужно было нагнать двадцать три года бессонницы и дистрофии.
Он скользнул под простыни, а Велси опустилась на постель рядом с ним. Ее беременность была почти не видна, когда она стояла, но в сидячем положении под свободной рубашкой можно было заметить небольшую возвышенность живота.