Имеющиеся документальные свидетельства говорят о крайне жестоких способах массовых расправ, практиковавшихся в губернских чека. Работавший в 1920 г. членом Полтавского губсовнархоза будущий дипломат-невозвращенец Г.З. Беседовский вспоминал свой разговор с председателем местной губчека Ивановым, который говорил, что его заместитель Заборенко «по требованию инструкции» всегда присутствует при расстрелах. Основным исполнителем являлся комендант Гуров – бывший матрос. По словам Иванова, комендант «... недавно юбилей справлял – три тысячи человек уже расстрелял. Говорит, что дойдёт до пяти тысяч и бросит. Но только уж и он сдавать стал. Приходится его напаивать каждый раз. Недавно с пьяных глаз хотел Заборенко застрелить. Еле вырвали. Каждую субботу вечером у нас тут во дворе настоящий ад. Осуждённых сажают в подвал... и оттуда водят через двор к погребу, где расстреливают. Крики, как на бойне. Заборенко хотел вставлять кляп в рот, чтобы не кричали, но я запретил. Это уж совсем получилось бы, как простое убийство...».
Член Кокчетавского укома РКП(б) Ф.В. Воронов в письме в ЦК партии описал ужаснувший его массовый расстрел в ночь на 7 марта 1921 г., произведённый по приказу председателя Омской губчека П.В. Гузакова в подвале внутренней тюрьмы. После того, как Гузаков осмотрел подвал губчека, туда стали одного за другим отводить заключённых, с которых предварительно снимали одежду. «Из подвала слышались выстрелы и стоны. На другой день была прогулка. Арестованные видели груду замёрзшей крови и мозгов. Все подробности расстрела моментально облетели всю тюрьму. Разве это не контрреволюция? Разве это не срыв Советской власти?»[37].
Для губернских и уездных чека выбирались здания с подвалами, позволявшими организовывать групповые расстрелы. Упоминавшийся выше В.И. Вильдгрубе шокировал руководителей губревкома откровенным сообщением о том, зачем чекистам требуется новое здание с подвалом. О том, как выглядели чекистские расстрельные подвалы в первые годы советской власти, яркое и достоверное описание оставил член Сибревкома В.Н. Соколов, в июне 1920 г. обследовавший работу Енисейской губчека, чьё руководство во главе с В.И. Вильдгрубе за несколько недель (с марта) расстреляло более 300 человек. В телеграмме, адресованной в Сиббюро ЦК РКП(б), он сообщал: «Расстреливали в подвалах на дворе. Говорят о пытках в этом подвале, но когда я его осматривал [он] оказался закрытым, и я подозреваю, что его подчистили. Кровь так и стоит огромными чёрными лужами, в землю не впитывается, только стены брызгают известью. Подлый запах... гора грязи и слизи, внизу какие-то испражнения. Трупы вывозят ночью пьяные мадьяры. Были случаи избиения перед смертью в подвале, наблюдаемые из окон сотрудниками чека. Отбираемые все запасы, ценности не сдаются, а остаются в распоряжении чека.
Арестовывают семьями по личным счётам, по доносам [секретных] или иных сотрудников. Говорят, были случаи расстрела раньше вынесенного приговора... В деле расстрелянного Кучеренко нет протокола допроса. Расстрелян юноша Кинчман по доносу ревнивой девицы, которая потом отравилась и созналась в предсмертной записке. (...) Расстреляно здесь всего за 3 мес[яца] больше 300 чел[овек]. (...) Думаю, что Вильдгрубе и Иванова восстановить в правах здесь нельзя. Они физиологически перерождаются в автоматов смерти и убийства. Отсюда извращённость всех других отправлений и неизбежное привнесение разнузданности во весь аппарат...».
В начале 1920-х в казнях участвовали нередко довольно большие группы чекистов во главе со своими начальниками. Дуревшие от спирта и крови расстрельщики не гнушались издеваться над обречёнными или даже уже мёртвыми людьми. Так, начальник оперпункта ОДТЧК станции Омск Ю.Я. Бубнов, присутствуя при расстреле пяти человек, 14 августа 1921 г. вместе с начальником Водного отдела Сибирской Окружной транспортной ЧК К.М. Лацем «допустил в пьяном виде хулиганские выходки, за что был арестован» – исполнители приговоров «издевались над трупами, стреляя в задние части тела». По этому делу Омская губчека проводила расследование, обвинив нескольких чекистов-расстельщиков в пьянстве при исполнении служебных обязанностей. Наказание было символическим: коллегией губчека Бубнов и Лац в начале ноября 1921 г. были освобождены из-под стражи по амнистии с зачётом предварительного заключения и изгнаны из органов ВЧК без права поступления (но впоследствии Бубнова вновь приняли в ОГПУ-НКВД на руководящую работу)[38].
37
Беседовский Г.3. На путях к термидору. — М., 1997. С. 19; Плеханов А.М. ВЧК-ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности... С. 163.
38
Шишкин В.И. Енисейская губернская чека в 1920 году... С. 48-51; ЦДНИОО, ф. 1, оп. 2, д. 48, л. 60-61 об.; РГАНИ, ф. 6, оп. 1, д. 148, л. 109.