«Извините», сказала она, «и вы можете быть уверены, что я не упомяну его имя, если они приведут меня в суд. И я обещаю не говорить им, что вы одолжили мне денег, чтобы начать бизнес».
«Ад и проклятие!» Затем он взглянул на Сидни, такую жалкую, такую несчастную, ее карие глаза плавали в слезах, и его гнев растаял. «Не волнуйтесь, Проказница, я постараюсь это исправить».
Ее лицо сразу просветлело. «О, вы можете? Я буду перед вами в долгу навсегда. Как глупо, я уже в долгу. Но что вы будете делать?»
Виконт вздохнул и встал, чтобы уйти. «Забудьте о проклятых деньгах, Проказница, и идите спать».
Она последовала за ним к двери. «Но, может быть, я могу помочь».
«Это последнее, что мне нужно», поддразнил он, просто чтобы увидеть ее ямочки на щеках. Затем он вытер слезу с ее щеки пальцем. «Увидимся утром. Наденьте это красивое желтое платье».
Смущенная, она дернулась в складках своего белого кружевного платья. «Я знаю, что это платье не идет мнe, но тетя Харриет сказала, что мне нужно носить белое».
«И вы всегда следуете правилам тети Харриет?»
Она усмехнулась и ответила: «Только когда я играю в ее игру».
В ту ночь Форрест не мог ничего сделать, кроме как расстрелять своего собственного брата. И он был слишком взволнован, чтобы спать; встревожен больше, чем когда-либо хотел быть, несчастьем Сидни. Ее глаза никогда не должны тускнеть от горя; в них должны быть звезды, как когда она смотрела на него во время вальса. Ее рот никогда не никогда не должен поникaть в печали; эти полные губы предназначены для смеха или поцелуя. И ее тело …
Он пошел навестить свою нынешнюю любовницу. Форрест не владел небольшим домом в Кенсингтоне, но в настоящее время он платил за квартиру, поэтому он позволил себе войти, несмотря на темноту внутри. Зажигая свечу, он подошел к спальне Авы. Там она спала как убитая, опираясь на насыпь пуховых подушек. Ее прозрачное неглиже было распахнуто, но ее рот тоже был открыт, таща нитку слюни и издавая скрипучий храп. Рядом с ней лежала открытая коробка с конфетами, каждая в серебряной бумаге.
Виконт пожал плечами. В любом случае, он был не в настроении. Он выписал чек и оставил его на комоде. Она найдет его утром и будет знать, что он не вернется. Форрест ушел, чувствуя облегчение. И xорошо, что она уснула не тогда, когда он занимался с ней любовью.
Глава 15
Двойные Неприятности
Утро наступило слишком рано. Сидни застонала и снова легла спать. Казалось, минутy спустя, Аннемари трясла ее, чтобы пробудить ото сна. Наверняка за ней пришли власти, Сидни спряталась под постельное белье. «Нет, я не пойду!»
«Но, мадемуазель, красивый виконт ждет внизу».
«Это еще хуже». Сидни зарылась глубже.
* * * *
Форрест проснулся до рассвета, покупая все нераспроданные коробки с товарами в магазинах. Он позаботился о том, чтобы владельцы магазинов считали, что запас был для персоны высшего ранга. Этот неопознанный джентльмен - большой сладкоежка - также нанимал создателя кондитерского изделия, так что больше не предвидится новых поставок конфет. И никаких дипломатических способов жаловаться на их ингредиенты.
Он доставил груз с коробкаами в военно-морской госпиталь, где его друг-врач с радостью принял пожертвование. Им бы пригодились ром и лауданум.
Затем Форрест поехал в парк, поприветствовал нескольких друзей и выслушал слухи о хитрых девицах в бастионе приличия, Алмаке. Он даже добавил свой собственный слух, задаваясь вопросом, не подлили ли какие-нибудь молодые клинки джина в чашу с пуншем. Если имена Латтимор были упомянуты вообще, то это было с частичными комплиментaми типа «Прелестные девушки, не так ли?» Подобное колебание он правильно истолковал, как вопрос о его собственном интересе к сестрам. Он был осторожен, показывая очень мало. «Совершенно очаровательны, если вы любите милых школьниц. Приятели моей мамы, разве вы не знаете?»
Он повторял свои выдумки в клубах, убеждая всех, что их отношения были самыми случайными, таким образом, девицы Латтимор были честной игрой. Понятно, что с девушками нельзя было вести себя неприлично, не вызвав у герцогини Мейн негодования, что, несомненно, означало столкновение с виконтом.
Удовлетворенный утренней работой и задавая себе вопрос, говорил ли он когда-либо столько лжи раньше, его светлость отправился на Парк-лейн. Сидни была совсем не милой школьницей, и он почти сожалел о том, что привлек к ней внимание более наблюдательных членов общества. Но как кто-нибудь мог проглотить эту неправдоподобную историю, он задавался этим вопросом.