— Не забудь, — говорила я каждому, — сегодня в шесть. И не опаздывать, понял?
Я попросила мистера Кри вернуться в этот день из читального зала пораньше под тем предлогом, что нужно урезонить нахального водопроводчика; я ждала мужа в дверях с лицом, исполненным такой радости и любви, что он остановился на крыльце как вкопанный.
— Что случилось, Лиззи?
— Ровно ничего. Только то, что мы с тобой кой-куда сейчас отправимся.
— Куда?
— Погоди, скоро узнаешь. Наслаждайся пока что поездкой бок о бок со звездой театра.
За углом нас уже поджидал кеб, вознице заранее было сказано, куда ехать, и мы тронулись бодрой рысью.
— Лиззи. Дорогая моя. Прошу тебя, скажи мне все-таки, куда ты меня везешь?
— Ты должен сегодня называть меня Кэтрин. Кэтрин Горлинс. — Я горела таким нетерпением, что не могла больше от него таиться. — Сегодня вечером, Джон, я буду твоей героиней. Сейчас мы едем на Перекресток беды. — Он никак не мог уразуметь, о чем я толкую; хотел что-то сказать, но я приложила к его губам палец. — Ты всегда к этому стремился. Сегодня твоя пьеса обретет жизнь.
— Она написана только наполовину, Лиззи. Что ты хочешь сказать?
— Она готова. Закончена.
— С тех пор как я пришел домой, ты говоришь одними загадками. Как, скажи на милость, она может быть готова?
В другое время его тон, вероятно, рассердил бы меня, но в тот день ничто не могло выбить меня из колеи.
— Я закончила «Перекресток беды» вместо тебя, мой дорогой.
— Прости меня, я не понимаю.
— Я видела, как ты мучился с пьесой, Джон. Ты не мог ее дописать и считал себя из-за этого литературным неудачником. И вот я взялась за дело сама. Пьеса завершена.
Бледный как полотно, он откинулся на спинку сиденья; потом поднял ладони к лицу, стиснул кулаки. На миг мне показалось, что он хочет меня ударить, но он стал яростно тереть себе глаза.
— Как ты могла? — прошептал он наконец.
— Что могла, дорогой?
— Как ты могла все погубить?
— Погубить? Что погубить? Я просто-напросто закончила то, что ты начал.
— Ты погубила меня, Элизабет. Ты лишила меня последней надежды на свершение, на славу. Ты понимаешь, что это значит?
— Но, Джон, ведь ты сам отступился. Ты целыми днями сидел в читальном зале Британского музея.
— Ты в самом деле так мало обо мне знаешь? Ты действительно настолько плохо обо мне думаешь?
— Разговор становится нелепым.
— Неужели ты не поняла, что я не хотел пока что ее дописывать? Что я не был готов? Что я хотел сохранить ее как неизменный центр моей жизни?
— Ты удивляешь меня, Джон. — Я чувствовала себя странно спокойной и даже успела выглянуть в окно, когда мы проезжали диораму на Хаундсдич. — Ты не раз говорил, что тебе, наверно, так и не удастся ее завершить. Я думала, что снимаю с твоих плеч ношу.
— Нет, ты и теперь ничего не поняла. Пока она оставалась неоконченной, я мог на что-то надеяться. — К нему вернулось самообладание, и мне показалось, что еще, может быть, удастся спасти положение. — Как ты не видишь, что в этом вся моя жизнь была? Я мог тешить себя мечтой о литературном признании. И теперь что я от тебя слышу? Что ты дописала пьесу сама.
— Я поражена твоим эгоизмом, Джон. — С мужчинами, я знала, лучшая защита — это нападение. — Мои чувства ты когда-нибудь принимал в расчет? Тебе не приходило в голову, что я, может быть, устала ждать? Мне предназначалась роль Кэтрин Горлинс. Я много раз прожила эту пьесу. Она настолько же моя, насколько твоя.
Ничего не отвечая, он смотрел в окно — мы въезжали в Лаймхаус.
— Я до сих пор не в силах поверить, — прошептал он сам себе. Потом повернулся и погладил меня по руке. — Я никогда не смогу простить тебя, Элизабет.
На углу Шип-стрит кеб остановился, пережидая, пока проедет фургончик булочника; в этот миг мой муж открыл дверь, спрыгнул на мостовую и прежде, чем я успела что-либо сказать или сделать, двинулся в сторону реки. С того дня Лаймхаус был и остается для меня мерзким, проклятым местом. Но что я могла тогда? Меня ждали в театре, и мне думалось, что мистер Кри, как бы ни был он теперь огорчен, в конце концов убедится, что «Перекресток беды» стал началом моей новой жизни на профессиональной сцене. Так что я поспешила на Лаймхаус-стрит, там легонько чмокнула в щеку стоящую у входа Герти Латимер и прямиком пошла в маленькую уборную, где меня ждала Эвлин.