К. входил в эту улочку медленно, так, словно у него теперь было время, или так, словно следователь наблюдал за ним из какого-то окна и, таким образом, знал, что К. уже прибыл. На часах было девять с минутами. Нужный дом оказался довольно далеко; он производил почти необыкновенное впечатление своей протяженностью и, в особенности, шириной и высотой своих ворот. Они были явно предназначены для подвоза больших грузов к разнообразным, в данный момент закрытым, складам, заполнявшим пространство большого двора и украшенным вывесками фирм; некоторые из них были К. знакомы по банковским делам. Желая, вопреки своей всегдашней привычке, подробнее ознакомиться со всеми внешними деталями, К. и при входе в этот двор тоже на некоторое время остановился. Неподалеку от него сидел на ящике человек с босыми ногами и читал газету. Двое ребятишек качались на ручной тележке, как на качелях. Возле колонки стояла худенькая молодая девушка в ночной кофте и, пока вода лилась в ее кувшин, смотрела на К. В углу двора между двумя окнами натягивали веревку, на которой уже было повешено предназначенное к просушке белье. Внизу стоял мужчина и, покрикивая, руководил работой.
К. повернулся к лестнице, собираясь подняться в комнату следователя, но затем вновь остановился, так как, помимо этой лестницы, во дворе было еще три подъезда, а кроме того, в конце двора как будто виднелся еще и узкий проход, ведущий во второй двор. Он разозлился, что ему не описали подробнее расположение комнаты следователя, все-таки с какой удивительной небрежностью — или равнодушием — с ним обращаются; он решил, что надо будет очень громко и определенно это констатировать. В конце концов он все-таки поднялся по этой лестнице, мысленно проигрывая в воспоминаниях монолог охранника Виллема о том, что вина притягивает суд, из чего, собственно говоря, вытекало, что к комнате следователя должна вести та лестница, которую К. выбрал наугад.
Поднимаясь, он потревожил множество детей, которые играли на лестнице и, пока он проходил сквозь их строй, зло смотрели на него. В следующий раз, когда мне придется сюда идти, сказал он себе, надо будет взять с собой конфет, чтобы прикормить их, — или палку, чтобы отлупить. Перед площадкой второго этажа он даже должен был задержаться, ожидая, пока завершит свой полет пуля из игрушечного ружья, при этом два маленьких мальчугана с замысловатыми лицами взрослых босяков держали его за штаны; если бы он захотел их стряхнуть, ему пришлось бы им поддать, а он боялся их крика.
Собственно поиски начались на втором этаже. Поскольку расспрашивать о следственной комиссии он ведь не мог, то он придумал столяра Ланца — это имя само всплыло у него в голове: так звали капитана, племянника фрау Грубах, — и собирался теперь во всех квартирах спрашивать, не живет ли тут столяр Ланц, получая таким образом возможность заглядывать в комнаты. Но оказалось, что это, как правило, можно было сделать непосредственно, так как почти все двери были раскрыты и через них туда и сюда бегали дети. Комнаты большей частью были с одним окном, жили тесно, тут же и готовили. Многие женщины держали на одной руке грудного ребенка, а другой, свободной, орудовали на плите. Прилежнее всех были сновавшие взад и вперед девочки-подростки, одетые, казалось, в одни только передники. Кровати во всех комнатах еще были в употреблении, в них лежали больные, или те, кто еще спал, или те, кто растянулся на них в одежде. Если двери в квартиру были закрыты, К. стучался и спрашивал, не здесь ли живет столяр Ланц. Открывала, как правило, женщина; она выслушивала вопрос и обращалась в комнату к кому-то, кто приподнимался в кровати.
— Господин спрашивает, не живет ли тут столяр Ланц.
— Столяр Ланц? — переспрашивал поднявшийся из кровати.
— Да, — говорил К., хотя уже не было сомнений, что никакой комиссии здесь нет и, следовательно, его задача выполнена.
Многие верили, что К. очень важно найти этого столяра Ланца, они долго рылись в памяти, называли какого-нибудь столяра, которого, однако, звали не Ланц, или какое-нибудь имя, очень отдаленно напоминавшее «Ланц», или шли спрашивать у соседей, или брались проводить К. до какой-нибудь весьма удаленной двери, за которой, по их мнению, может снимать угол как раз такой человек или живет кто-то, кто сможет ответить на этот вопрос лучше, чем они сами. В конце концов К. больше уже почти не приходилось спрашивать самому, и его, таким образом, только таскали с этажа на этаж. Он уже раскаивался в своем плане, поначалу казавшемся ему таким практичным. На подходе к шестому этажу он решил прекратить эти поиски, распрощался с дружелюбным молодым рабочим, который собирался вести его еще выше, и начал спускаться. Но затем он снова разозлился на безрезультатность всего этого предприятия, еще раз повернул назад и постучал в первую попавшуюся дверь шестого этажа. Первое, что он увидел в этой маленькой комнате, были большие стенные часы, которые показывали уже десять часов.