и долго не отнимал губ. Только шум из дверей капитана заставил его поднять
голову.
— Теперь я ухожу, — сказал он и хотел назвать фройляйн Бюрстнер по
имени, но не знал, как ее зовут.
Она устало кивнула, не глядя, подала руку для поцелуя, словно ее это не касалось, и, слегка сутулясь, ушла к себе. Вскоре К. уже лежал в постели. Заснул
он очень быстро, но перед сном еще подумал о своем поведении и остался собой доволен, хотя с удивлением почувствовал, что доволен не вполне. Кроме
того, он всерьез беспокоился, не будет ли у фройляйн Бюрстнер неприятностей
из-за этого капитана.
— Иду, иду, — сказал К., подбежал к ней, схватил ее, поцеловал в губы
и вдруг стал осыпать поцелуями все ее лицо, как изжаждавшийся зверь
лакает из ручья, гоняя языком воду.
28
ф. кафка
2. Следствие начинается
К. сообщили по телефону, что на воскресенье назначено первое предварительное следствие по его делу. Ему сказали, что его будут вызывать на следствия регулярно; может быть, не каждую неделю, но все же довольно часто.
С одной стороны, все заинтересованы как можно быстрее закончить процесс, но, с другой стороны, следствие должно вестись со всей возможной тщательностью; однако ввиду напряжения, которого оно требует, допросы не должны
слишком затягиваться. Вот почему избрана процедура коротких, часто следующих друг за другом допросов. Воскресный день назначен для допросов ради
того, чтобы не нарушать служебные обязанности К. Предполагается, что он
согласен с намеченной процедурой, в противном случае ему, поелику возможно, постараются пойти навстречу. Например, допросы можно было бы проводить и ночью, но, вероятно, по ночам у К. не совсем свежая голова. Во всяком
случае, если К. не возражает, решено пока что придерживаться воскресного
дня. Само собой понятно, что явка для него обязательна, об этом и напоми-нать ему не стоит. Был назван номер дома, куда ему следовало явиться; дом находился на отдаленной улице в предместье, где К. еще никогда не бывал.
Выслушав это сообщение, К., не отвечая, повесил трубку; он сразу решил, что в воскресенье пойдет туда; процесс начинался, предстояла борьба, и этот
первый допрос должен был стать последним.
Он в задумчивости стоял у телефона, когда сзади его окликнул заместитель
директора — ему надо было позвонить, а К. стоял на дороге.
— Плохие новости? — небрежно бросил заместитель вовсе не из любопытства, а просто чтобы К. отошел от телефона.
— Нет, нет, — сказал К., посторонившись, но не уходя.
Заместитель директора взял трубку и, ожидая соединения, сказал поверх
трубки:
— Один вопрос, господин К. Не окажете ли вы мне честь присоединиться
в воскресенье к нашей компании на моей яхте? Собирается большое общество, наверно, будут и ваши знакомые, среди них, между прочим, и прокурор Гастерер. Вы придете? Приходите непременно!
К. старался вникнуть в каждое слово заместителя директора. Для него это
было довольно важно, потому что приглашение заместителя директора, с которым он не слишком ладил, означало попытку примирения с его стороны
и показывало, каким незаменимым человеком стал в банке К. и как ценил его
процесс
29
дружбу или по крайней мере его нейтральное, беспристрастное отношение второй по значению чиновник банка. И хотя это приглашение было как бы вскользь
брошено поверх телефонной трубки, оно звучало несколько заискиваю ще.
Но К. надо было унизить заместителя директора еще больше, и он сказал:
— Благодарю вас! К несчастью, в воскресенье я занят, у меня уже назначена встреча.
— Жаль, — сказал заместитель директора и заговорил по телефону, его
как раз соединили.
Разговор был длинный, но К. по рассеянности остался стоять у аппарата.
И только когда заместитель дал отбой, он перепугался и, чтобы хоть немного
объяснить свое неуместное присутствие, сказал:
— Мне только что звонили, просили прийти в одно место, но забыли сообщить, в какое время.
— А вы еще раз позвоните, — сказал заместитель директора.
— Да это неважно, — сказал К., тем самым сводя на нет свое и без того не-лепое объяснение.
Заместитель директора, уходя, бросил еще несколько фраз совсем о другом. К. заставил себя ответить, но думал он в это время главным образом о том, что лучше всего будет в воскресенье пойти по вызову к девяти утра, так как по
будням все судебные учреждения начинают работать именно в это время.
Погода в воскресенье была плохая. К. чуть не проспал, он страшно утомился, потому что до поздней ночи сидел в кафе, где завсегдатаи устроили пи-рушку. Второпях, не давая себе времени обдумать и привести в порядок все
планы, составленные за неделю, он оделся и, не позавтракав, помчался в указанное ему предместье. И хотя глазеть по сторонам времени не было, но, как
ни странно, он увидал по дороге всех трех чиновников, причастных к его
делу, — и Рабенштейнера, и Куллиха, и Каминера. Первые два проехали мимо
него в трамвае, а Каминер сидел на терраске кафе и как раз в ту минуту, когда
К. пробегал мимо, с любопытством перевесился через перила. Наверно, все
трое с удивлением смотрели, как бежит бегом их начальник.
Из какого-то упрямства К. не пожелал ехать, ему была противна любая, даже самая ничтожная причастность посторонних к его делам, не хотелось
пользоваться ничьими услугами и тем самым хотя бы в малейшей степени по-свящать кого-то в эту историю; и, наконец, у него не было ни малейшей охоты унизить себя перед следственной комиссией слишком большой пунктуаль-ностью. И все же он бежал бегом, чтобы по возможности явиться точно в девять, хотя его даже не вызывали на определенный час.
Он думал, что уже издали узнает дом по какому-нибудь признаку, хотя не
представлял себе, по какому именно, а может быть, и по необычному ожив-лению у входа. Но, задержавшись в начале Юлиусштрассе, на которой находился дом, куда его вызвали, К. увидел по обе стороны улицы почти одинако-вые здания: высокие, серые, населенные беднотой доходные дома. В это воскресное утро почти из всех окон выглядывали люди. Мужчины без пиджаков
30
ф. кафка
курили, высунувшись наружу, или осторожно и заботливо держали на подоконниках маленьких детей. На других подоконниках громоздились по-стельные принадлежности, за которыми мелькали растрепанные женские головы. Все перекликались через улицу, и один такой окрик как раз над головой К. вызвал взрыв смеха. По всей длинной улице на одинаковых расстоя-ниях в полуподвалах разместились бакалейные лавочки, куда можно было
спуститься по ступенькам. Оттуда входили и выходили хозяйки, останавливались на ступеньках, болтали. Торговец фруктами расхваливал свой товар, задрав голову к окнам, и чуть не сбил К. с ног своей тележкой, когда они оба
за зевались. Где-то убийственно завопил граммофон, как видно уже отработав-ший свое в более богатых кварталах.
К. прошел дальше по улочке медленным шагом, будто у него времени
сколько угодно; если следователь видит его из какого-нибудь окна, он знает, что К. явился. Только что пробило девять. Дом оказался довольно далеко, он
был необычайно длинный; особенно ворота были очень высокие и широкие.
Очевидно, они предназначались для фургонов, развозивших товар по разным
складам. Сейчас все склады во дворе были заперты, но по вывескам К. узнал
некоторые фирмы — его банк вел с ними дела. Вопреки своему обыкновению
он пристально разглядывал окружающее, даже остановился у входа во двор.
Неподалеку на ящике сидел босоногий человек и читал газету. Двое мальчишек качались на тачке. У колонки стояла болезненная девушка в ночной коф-точке, и, пока вода набиралась в кувшин, она не сводила глаз с К. В углу двора между двумя окнами натягивали веревку, на ней уже висело выстиранное