Преступления сами по себе, «неслыханные, ужасные преступления», он совершил, когда «был еще совсем молод».
Здесь ничего более определенного мы уже сказать не можем.
В документах процесса присутствует противоречие относительно даты начала детоубийств.
Согласно обвинительному акту, все началось около 1426 года, за четырнадцать лет до процесса: заклинания демонов и убийства детей. Однако согласно признаниям подсудимого, которые согласуются с первыми показаниями родителей жертв, первые убийства произошли только после смерти деда, то есть в 1432 году.
В 1426 году он был еще совсем молод: ему двадцать два. Тогда же начинается и ле-манская кампания. С 1424 года Жиль начал требовать от деда, чтобы тот дал ему возможность распоряжаться всем его состоянием. В 1426 году, отправляясь на войну, он, помимо безусловной личной власти, обретает еще большую свободу.
Мы смогли бы выйти из затруднения, предположив, что «неслыханные и ужасные преступления» в первые годы его юности — не то же самое, что и убийства детей. В убийствах, начиная с 1432 года, должна была возникнуть некоторая последовательность, некая «установка»: те же способы, тот же порядок, а все чаще — и те же сообщники. Когда он «был еще совсем молод», никаких «неслыханных преступлений» скорее всего не было, если не считать заклинаний демонов и, быть может, зверских, жестоких выходок, которые в то время, видимо, были связаны с войной.
Было бы странно, если бы этот сластолюбец, которому доставляло столько удовольствия проливать кровь, не воспользовался войной, начиная с самой первой кампании.
Нельзя терять из виду ни того, что мы со всей определенностью знаем о Жиле де Рэ, ни того, что известно о войнах XV века.
Всегда следует помнить, что тогда, в эпоху непрекращающихся войн, сцены убийств в городах и объятые огнем деревни были своего рода банальностью. Грабеж был единственным средством прокормить ненасытную солдатню. В любом случае, очевидно, что война возбуждала алчность…
Мне не удастся точнее описать эти фундаментальные аспекты человеческой жизни, кроме как вспомнив об испанском короле Филиппе и; его вырвало, когда он верхом на лошади проезжал через Сен-Кентен, где шел грабеж. Но Жиль, которого совершенно не воротило от этого, безусловно получал некое удовольствие, видя, как вспарывают животы несчастных жертв. Взирая на эти военные спектакли, наш педераст, видимо, получил возможность увязать сексуальное возбуждение с резней.
Говоря об этой резне и о том, сколь привычна она была, мы можем сослаться на труд архиепископа Реймского, Ювенала де Юрсена (его «Послания» 1439 и 1440 годов). Прелат настаивает: подобные преступления были не только делом вражьих рук, но и «кое-кого из тех, кто именовал себя королем»; перед тем, как запасаться в деревне необходимой провизией, солдаты «хватали мужчин, женщин и маленьких детей, не разбирая ни пола, ни возраста, насилуя женщин и девочек; они убивали мужей и отцов в присутствии жен их и дочерей; они хватали кормилиц и оставляли грудных младенцев умирать, лишив их пропитания, они хватали беременных женщин, заковывали их в кандалы, и те разрешались от бремени прямо в кандалах, плод же их погибал некрещеным, затем они бросали женщин и детей в реку, хватали священников, иноков, церковных служек, работников, заковывали их различным способом и, истерзав таким образом, они их били, некоторые выживали, искалеченные, а кто-то лишался рассудка… Сажали… в темницу… в кандалы… оставляли… умирать с голоду в ямах, в мерзостных канавах, полных всякой нечисти. Многие умирали от этого. И одному Богу известно, каким мукам их подвергали! Одних поджаривали на огне; другим вырывали зубы, кого-то били тяжелыми палками и не отпускали до тех пор, пока они не отдавали столько денег, сколько и не было у них…».[16] Одного из капитанов Жиля де Рэ еще в 1439 году должны были повесить за подобные преступления. Известно, что после 1427 года у Жиля было, по-видимому, лишь несколько поводов поучаствовать самому в этих садистских вылазках; после первой кампании он сражался только дважды, сначала рядом с Жанной д'Арк, твердой противницей беззаконий; затем, в 1432 году, в Ланьи, где злодеяниям, вероятно, не было предела.
Впрочем, нет никаких доказательств того, что Жиль принимал участие в настоящей резне. Нам известно лишь, что в Люде он настаивал на повешении пленников французского происхождения, сражавшихся на стороне англичан и считавшихся изменниками родины. Возможно, другие капитаны, которые больше пеклись о деньгах, предпочли бы получить за них выкуп. Жиль и сам по-своему ценил деньги, однако ему не захотелось публично признавать это.