После утреннего туалета и поочередных умываний семья Ропотовых в полном своём составе собралась на кухне за завтраком. На завтрак Лена приготовила овсяную кашу. Все, кроме Паши, с удовольствием опустошали свои тарелки. Маленький же Ропотов капризничал. Он не любил овсянку, как, впрочем, и любую другую кашу, и периодически устраивал бунты против неё. Лена обычно жёстко их подавляла с помощью одной лишь угрозы поставить мальчика в угол и лишить сладкого до самого ужина. Как правило, эти угрозы не сразу, но действовали.
В свои пять Паша, познав уже и угол, и отцовский ремень, со всей серьёзностью относился к родительским угрозам, равно как и к существованию Деда Мороза и Зубной феи. Поэтому, попыхтев немного, поканючив, он и в этот раз снова взялся за ложку и, бурча что-то под нос, нехотя отправил её содержимое себе в рот, не преминув при этом скорчить рожицу несчастного ребёнка.
— Сейчас получишь подзатыльник — будешь ещё тут рожи строить, — строго заметила ему Лена.
Паша молча мусолил во рту кашу, понурив взгляд и стараясь не смотреть в строгие мамины глаза. А в папины — особенно.
— Я всё! — тут радостно воскликнул Саша, показывая маме пустую тарелку.
— Вот Саша — молодец! — убивая сразу двух зайцев, произнесла Лена не столько в поощрение старшему, сколько в назидание младшему сыну.
Паша, правильно поняв намёк, стал чаще работать ложкой, но при этом и громче сопеть носом.
— Иди, сынок, поставь тарелку в мойку и принимайся за книжку.
— Опять книжку? — заныл Саша, — А можно я с Пашей в конструктор ещё поиграю, когда он поест?
— Так! Слышал, что мама тебе сказала? — вмешался отец. — Ну-ка живо пошёл в свою комнату и сел там читать. Сейчас приду, проверю.
Саша, дабы не давать повод отцу для дальнейших действий, которые могли обернуться для него неприятностями, предпочел раствориться в полумраке коридора. Паша, не доев примерно треть от первоначального объема так нелюбимой им и уже успевшей хорошенько остыть каши, которая теперь превратилась в вязкую клейкообразную неприглядного вида массу, оттопырил нижнюю губу и принялся опять за то, что у него получалось лучше всего, — канючить:
— Ну, мама, можно я не буду её доедать? — при этих словах Паша мастерски стал изображать из себя состояние, близкое к смерти в результате удушья от острого химического отравления. Остатки недоеденной, но отлично пережеванной овсянки стали спускаться с его по-прежнему оттопыренной губы, а глаза заблестели капельками вымученных слёз. — Ну, пожалуйста, мам!
— В угол опять захотел?.. Так! Съешь ещё две ложки и дуй отсюда, — не выдержала Лена, сдавая свои первоначальные позиции и внося в завтрак элементы торга.
— Одну ложку! — резко изменившись в лице, с видом дельца понизил мамину ставку Паша.
— Я тебе сейчас дам одну ложку! И ложкой ещё по лбу в придачу. Ну-ка ешь быстро, пока я не передумала. Две ложки!
Паша перестал жевать, перевел глаза с каши на край стола и начал всхлипывать. Не видя никакой реакции родителей, он стал всхлипывать громче. Одна, а затем и вторая его слёзы упали поочередно на клеёнку. В тиши кухни этот звук хорошо был слышен обоим родителям. Алексей тяжело вздохнул, строго глядя на отпрыска, и продолжил пить свой чай.
Паша, потянув левую руку к глазам, пока в правой всё ещё находилась ложка, стал давиться тем, что у него оставалось во рту, готовясь, судя по всему, извергнуть из себя и это, непроглоченное, и то, что уже благополучно переваривалось в желудке.
Алексей при виде этой хорошо известной ему сцены продолжал сохранять спокойствие, хотя руки его явно чесались.
— Хорошо, хорошо! Ещё одну ложку! — окончательно сдалась Лена.
Паша внезапно прекратил пыхтеть, быстро утёр глаза, с видимым трудом проглотил кашу и погрузил ложку в её остатки в тарелке только наполовину. Но бдительная Лена не позволила сыну так задешево уйти сегодня из-за стола:
— Полную, полную ложку бери, как договаривались!
Договор дороже денег. Это в семье Ропотова знал даже пятилетний Паша. И он, пересилив себя, набрал почти полную ложку каши и быстро определил её в свой маленький ротик. Не успев прожевать и проглотить эту выстраданную им последнюю порцию утреннего испытания, он сорвался из-за стола, и только одетые в белые носки его пяточки замаячили в глазах не успевших никак среагировать родителей.