Он служил когда-то актёром в одном провинциальном театре, перебиваясь от серьезных драматических, но вечно второстепенных ролей к заказным корпоративам. Внешность его была невзрачной, а голос слишком тихим — вот главные роли и обходили его стороной. «Серая моль» — так тогда звали его коллеги между собой. Ну, и кто теперь моль? Знали бы они, кто он теперь и где.
Потом уже, когда выбрали нового Президента, ему стали всё чаще говорить, что он очень похож на Него. Сначала Серёгин не обращал на это внимания, посмеивался. Потом, когда говорить стали чаще, его это заинтересовало. Он начал втайне копировать Его. На корпоративах, где Серёгин стал участвовать по велению времени, ему теперь отводили короткие, но очень заметные роли нового Президента. Всех тогда очень забавляли его хлёсткие, уже успевшие запомниться по теленовостям фразы. И постепенно ему стало доставлять удовольствие это пародирование. Ему оно явно нравилось. Хотя практической пользы, кроме небольших дополнительных денег, и не приносило. Напротив, даже разочарование: там, на сцене, он был всесильным властителем, упивающимся своим положением и всеобщим вниманием к своей персоне, а за её пределами, то есть почти всегда, — обычным гражданином, со своими обыденными проблемами и уже извечными вопросами: что он и его семья завтра будут есть, когда ему заплатят за выступление, и удастся ли ему сделать очередной платёж по кредиту.
Позже, когда новых ролей в театре почти не стало, а корпоративы сошли на нет по причине повсеместного кризиса, Серёгину пришлось туго. Денег на погашение взятой когда-то ипотеки и на учебу сына в местном вузе стало не хватать, давать ему в долг уже никто не мог: ни у кого свободных денег просто не было, ведь почти все вокруг него жили от зарплаты до зарплаты, а те немногие, у кого деньги ещё водились, отказывали, памятуя, видно, о том, как «в прошлом друзья», а то и даже «в прошлом родственники» кидали их, не возвращая долг и ссылаясь, как это принято, на обстоятельства непреодолимой силы.
И вдруг однажды Серёгина заметили. Там. В Кремле. И предложили работу. И это стало для него настоящим спасением. Прямо-таки выходом. Решением всех проблем. По крайней мере, так ему казалось тогда.
Он быстро уволился из театра и переехал с семьей в Москву. Там официально устроился в какую-то подставную фирму по проведению массовых мероприятий, с постоянными длительными командировками. Ему сделали пару несерьезных косметических операций: подправили нос, уши, вживили передатчик, удалили на голове лишние волосы. От новой работы дали просторное служебное жильё в центре и машину с водителем-охранником. Ипотеку он погасил досрочно, квартиру в своём городе продал. Жену — такого же, как и он, служителя Мельпомены, долго уговаривать на переезд не пришлось. У неё с ролями в их захолустье было ещё хуже. В Москве же ей вообще не пришлось работать. Шопинг и регулярные походы в салоны красоты заменили ей абсолютно всё; голову у жены от вдруг свалившихся на них денег снесло напрочь. Сын перевёлся в московский универ, затусил и кайфовал от этого, превращаясь в такого же прожигателя жизни, как и его мать, постепенно утрачивая цели и смыслы. Своим же престарелым родителям, наотрез отказавшимся от переезда, Серёгины просто перечисляли деньги. В общем, все были довольны. Кроме, пожалуй, неё… — его совести. Но не сразу.
Совесть стала мучить Серёгина где-то через год после переезда в Москву и получения новой, а по сути старой роли, теперь уже ставшей единственной и последней для него. Ведь он начал новую жизнь, образно выражаясь, смыв прежнюю в унитаз. Оборвал все связи с друзьями, перестал общаться с бывшими коллегами, сменил номер телефона. Новых же друзей не обрёл. Вообще. Да и откуда? Весь его новый круг общения состоял из служивых карьеристов, у которых не то, что ничего за душой, и души-то самой не было. Или она была спрятана у них где-то очень глубоко, так глубоко, что они и сами позабыли, где.
Расслабиться с этими людьми было нельзя, даже просто выпить за компанию, поговорить по душам. Какое-то постоянное дикое напряжение стало незримым спутником его новой жизни. Только и жди подвоха. Все вокруг друг на друга стучат, всюду установлены жучки и скрытые камеры. Расслабиться Серёгин не мог даже в своей жилой-рабочей комнате в кремлевском корпусе, даже в душе и туалете. То же самое было и дома, в семье, где он изредка появлялся, чтобы у домашних не возникало никаких подозрений на счёт его новой работы. Даже в квартире могли быть установлены скрытые технические устройства: доподлинно Серёгин этого не знал.