Вся история матери Татьяны и Ольги, описанная Пушкиным подробно, хотя и коротко, грустна именно потому, что обыкновенна. Была романтическая девица, «писывала кровью она в альбомы нежных дев»... Не «писала» - писать можно и один раз, - а «писывала», то есть не раз, значит, проделывала это романтическое действие; «звала Полиною Прасковью... корсет носила очень узкий», а книг не читала: слышала о модном тогда английском писателе Ричардсоне и его герое Гран- дисоне от своей московской кузины! И влюблена была очень возвышенно в романтического юношу, который на самом деле
...был славный франт, Игрок и гвардии сержант.
Невольно вспоминается Ленский с его неземной любовью к такому земному созданию! Мать Татьяны и Ольги быстро преодолела свою любовь к «Грандисону»: ее выдали замуж за другого, а она «привыкла и довольна стала». Может, и любовь Ленского так же быстротечна?
Привычка свыше нам дана: Замена счастию она, -
грустно замечает Пушкин. К сожалению, это правда. Привычка определяет многое в жизни человека, иногда лишая его жизнь всяких духовных интересов, поисков, страстей... Так и Ларина силой привычки превратилась из возвышенного создания в чрезвычайно практическую - чтоб не сказать низменную - особу:
Она езжала по работам, Солила на зиму грибы, Вела расходы, брила лбы...
Обыкновенная барышня стала обыкновенной барыней - вполне закономерное превращение! И дочь ее Ольга спокойно может повторить путь своей маменьки. А вот дочь Татьяна - та не сможет, мы уже почувствовали это, хотя знаем о Татьяне совсем мало.
Пушкин грустно и насмешливо смотрит на стариков Лариных: они ведь добрые, в сущности, люди, а как тускло и мелко живут! «Привычки милой старины», царствующие в доме Лариных, приятны поэту:
У них на масленице жирной Водились русские блины; Два раза в год они говели; Любили круглые качели, Подблюдны песни, хоровод...
Но эта размеренная, спокойная жизнь по раз навсегда установленным традициям не освящена мыслью, делом; она бесполезна и потому страшна. А ведь отец Татьяны Дмитрий Ларин тоже не всегда был «простым и добрым барином»: в молодости он участвовал в русско-ту- рецкой войне, заслужил чин бригадира и медаль за взятие Очакова - об этой медали вспоминает Ленский, посетив могилу старого Ларина.
Куда же все-таки уходят поиски, метания, стремления молодости, когда приближается старость? И неужели неизбежно вот это превращение юного, страстного, деятельного человека в слишком уж спокойного, медлительно доживающего свой век обывателя? Неужели привычка сильнее всех бурных сил, живущих в человеческой душе?
Ученик и последователь Пушкина Николай Васильевич Гоголь написал в шестой главе «Мертвых душ», в ужасе остановившись перед обратившимся в «прореху на человечестве» Плюшкиным: «Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом! Грозна, страшна грядущая впереди старость, и ничего не отдает назад и обратно!»
Нет, нельзя поддаваться привычке, надо нести с собой в зрелые и старые годы бодрость и дух молодости - об этом невозможно не думать, читая о судьбе отца и матери Татьяны.
Кладбище, на котором похоронен Дмитрий Ларин, естественно, вызывает у Ленского грустные размышления. И вот тут впервые на всем протяжении главы перед читателем открыто появляется сам Пушкин. Сначала он как будто подхватывает грустные мысли Ленского:
Увы! на жизненных браздах Мгновенной жатвой поколенья, По тайной воле провиденья, Восходят, зреют и падут; Другие им вослед идут... Так наше ветреное племя Растет, волнуется, кипит И к гробу прадедов теснит. Придет, придет и наше время...
Пушкин пишет эти строки, когда ему вот-вот исполнится двадцать пять лет: еще, казалось бы, рано задумываться о смерти, о смене поколений, об уходе из жизни. Но Пушкин был мудр даже в молодости, он умел такое подарить людям, что дух захватывает и жить хочется:
Придет, придет и наше время. И наши внуки в добрый час Из мира вытеснят и нас!
В добрый час! Через семь лет, в трудные годы, после смерти Дельвига, Пушкин напишет в письме Плетневу: «Хандра хуже холеры - одна убивает только тело, другая убивает душу. Дельвиг умер, погоди - умрет и Жуковский, умрем и мы. Но жизнь все еще богата. Мы встретим еще новых знакомцев, новые созреют нам друзья. Дочь у тебя будет расти, вырастет невестой. Мы будем старые хрычи, жены наши старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, веселые ребята. Вздор, душа моя. Не хандри - холера на днях пройдет. Были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы».