Это рассказ о цепочках зла, рассказ как несчастье,порожденное случайной близостью, рождает неслучайное несчастье.
Эстер где-то там, или Роман Лино и Ларри По
Только что прочитал я роман Элисео Альберто (Иностранная Литература 2015, №1), лучше которого в жизни не читал. Действие происходит в Гаване с 1947 по 2003 год, но нет в нём ни американцев, ни революционеров, ни митингов и речей Кастро. Есть, правда, «Гранма», газета кубинских коммунистов, но она без всяких задних мыслей используется одним из героев в качестве памперса. Я бы наверняка воспринял этот роман по-другому, или вовсе не стал читать его, если бы не побывал в старой Гаване, не провел нескольких часов на Малеконе – набережной города, не видел кубинцев, не наблюдал их жизни и развлечений. Они живут бедно, у них мало вещей, ради которых живем мы, и потому они отдают все свое время и души человеческим отношениям, раскрашивая их по разумению или характерам. Нет смысла пересказывать этот роман, потому что он вовсе не роман, а емкость, наполненная тем, что познается, терпится и теребит всю жизнь, тем, что исходит из человека и составляет его. Но несколько фраз из него приведу. Вот они:
- Внутри ночи есть ночь, внутри города есть город, внутри человека есть человек;
- Такая красота дорого обойдется, но она того стоит;
- Вот что значит умереть: никто больше тебя не увидит:
- Если бы я свалил из страны, дядю отвезли бы в морг и ждали бы пока не найдутся родственники; через пару месяцев в морозильной камере его наверняка отправили бы в черном полиэтиленовом мешке в запасники какой-нибудь медицинской кафедры. Вскрыв ему грудную клетку пилой, будущие кардиологи обнаружили бы большое сердце...
Как я говорил, роман этот не роман, ты разворачиваешься в нем, не все понимая, читаешь, предвкушая, как прочитав, возьмешь маленькую отверточку своего ума и начнешь все сначала, начнешь раскручивать непонятое, чтобы сверстать все воедино, ликуя, что время с этой книжкой не прошло даром, но принесло тебе что-то.
На снимке набережная Малекон и дом, в котором, может быть, жил Лино Катала или Ларри По.
P.S. По книге снят кубино-перуанский фильм; в аннотации говорится, что картина о том, как Маруха, жена Лино Каталы, изменяла ему всю жизнь, а он не догадывался. И после смерти супруги, обнаружив шрамы на запястье (резала вены!) и следы никотина меж ее пальцев, Лино принялся за расследование своей жизни. Может, фильм так и сделан, но в книге все по-другому.
О смерти театра и к смерти Любимова
К театру у меня всегда было какое-то особенное фу. В молодости мы ходили с друзьями, одевшись с иголочки, и с женами-конфетками в платьях, только что пошитых местными кутюрье. Понаблюдав акт-полтора, шли в буфет, пили шумно шампанское с икрой, потом подавали лошадей в клеточку, и мы мчались расписывать пульку - это было поинтереснее.
Последний раз я был в театре на Воровского, у актеров (просто ни разу там не был, потому и пошел). Хорошо помню, как сидел в зале, смотрел "Царскую невесту" и раздраженно думал:
- А что я тут делаю? А что делают эти люди на сцене?
Нет, вру, последний раз было позже, это была "Сфера" в саду Эрмитаж, там была круглая посередине сцена; на ней резвились актеры, почем зря: со мной была новенькая моя супруга, и мне было на все плевать, кроме нее.
И все яснее и яснее театр видится мне как балаган, цирк, (авто)мастерская. Образ театра для меня - это бессмертный Высоцкий бессмертного Любимова, почему-то раскачивающийся на цепях и дико орущий:
- Пропустите меня к нему! Я хочу видеть этого человека!
Есть у Маканина одна хорошая вещь, Один и Одна
Там показываются мужчина и женщина, подходящие друг другу по всем буквально параметрам - так, как сотворенные друг для друга люди. Но они ничего не могут поделать с поглотившими их личными одиночествами, они никак не могут из них вырваться, не могут их скомкать и выбросить вон , чтобы пойти не одинокими хотя бы по краешку жизни.
Посмотрел вчера фильм The Confession 2011
Посмотрел недавно фильм на английском, но все понял, потому что снят он был по моей идее. Расскажу содержание, иначя, чтоб интереснее было.
Один человек, убийца, пришел в церковь сказать пастору на исповеди, что убил на своем веку множество людей, и тем сделал добро, ведь большинство из убитых были подонками. Еще он сказал, что и сегодня убьет человека, точно убьет, и не сомневайся. Тут меж ними завязался спор о добре и зле. И еще о том, что люди не видят и не слышат друг друга. Пастор стал рукой махать, что нельзя тупо брать оружие и идти на площади и в школы, чтобы люди увидели и услышали если не тебя, то твою винтовку. Убийца был неглупым человеком, и пастор забуксовал, а потом и вообще растекся мысью по древнему своему прошлому, то есть признался, что гадко поступил со своим родненьким сыном, а жена и вовсе покончила самоубийством. И тут, - на тебе! - выясняется, что убийца - есть сын его, и помнит события гораздо жестче. Пастор от собственной правды жизни выпадает полностью в осадок, слезы струятся по его щекам, а сынишка признается, что пришел убить не кого-нибудь, но его, своего папашку, убить за грехи его непомерные. И целит тому в голову сквозь решетку исповедальни. Папочке-пастору очень не хотелось умирать, ему хотелось вместо этого всю жизнь долго мучится от грехов своих и умереть от старости лет в сто, как хотят все люди. А сыночек, как мы уже знаем, был умен, и сделал ход дьявольский. Он сказал папане, что не станет его убивать, но продолжит убивать людей со строгой периодичностью, скажем, раз в месяц. И все эти убийства лягут на совесть папочки, ибо именно он его породил и воспитал...
И пастор от такой перспективы практически умер.
Вот так. Вы можете спросить, а причем тут я? Да притом, что года за три до появления этого фильма, я стал писать и тут и там, что люди на том свете горят не за свои грехи, но за грехи чад своих и рабов,
Да гореть вам в гиене огненной
не за грехи свои,